17 
— Мама, я не хочу без тебя жить с бабушкой, — заплакала я. — Она злая, меня палкой бьет. Я с тобой хочу.
— У-у-у, — снова заукала бабушка. — Какие обе неблагодарные, ты только посмотри… Что мать, что дочь. У-у-у…
Не люблю я этот звук. Птица так ночью на дальней горе кричит. Мне страшно всегда бывает, когда слышу. Когда бабушка укает, мне кажется, та птица в кувшин для масла попала и кричит оттуда.
В обед, когда халва уже застыла на тарелках, пришли Курбановы — женщина и мужчина. В соседнем селе тоже жили похожие люди. Они сняли галоши за дверью и вошли в большую комнату. Бабушка встала с подушки, пошла к ним навстречу. Женщина взяла ее за руку, и громко поцеловала в щеку. Она улыбнулась. Я посчитала — у нее было два золотых зуба. Какие, значит, богатые эти Курбановы. У бабушки нет золотых зубов, а пустые места спереди есть.
— Салам алейкум, — дедушка тоже подошел и пожал руку мужчине.
— Алейкум салам, — ответил тот.
Дедушка в тот день надел белую рубашку и сверху пиджак. Они пошли в главную комнату — там было много ковров и ваза с ненастоящими цветами, гостей мы водили туда. Женщина осталась с бабушкой.
— Женщина, еду неси, да, — приказал дедушка добрым голосом. Он всегда притворяется, когда к нам приходят гости.
— Айша… — позвала бабушка.
Мама взяла большую тарелку с мясом и ушла в главную комнату. Эта женщина Курбанова так посмотрела на нее, как бабушка смотрит, когда галоши на базаре выбирает.
Я сидела на полу и играла в платок — раскладывала его и так, и так.
— Говорят, Шапири дочку в город на учебу отправила, в университет, — сказала женщина.
— Аман… — сказала бабушка.
— У ее брата, дяди своего, говорят, жить будет.
— Аха-ха-ха, — кивала головой бабушка, доставая из кастрюли хинкал.
— Это что за девочка? — Женщина подошла ко мне и улыбнулась. У нее было большое круглое лицо и голубые глаза, не как у Тамерлана — другие.
— Айшина дочка, — сказала бабушка.
Она тоже притворялась, как дедушка. Женщина покачала головой.
— Она с нами жить будет, — сказала бабушка.
— А с той стороны родственники не захотели? — спросила женщина.
— Кому такая обуза нужна?
Женщина мне улыбнулась. Что она стоит, не уходит, не понимала я. Я взяла платок с пола и закрыла им лицо, чтобы ее не видеть. Она засмеялась.
— Тетя тебе конфеты принесла, — сказала она.
— Не хочу.
Она тоже притворялась. Лучше я пойду с могилы возьму.
— Избалованная, да? — спросила она, выпрямляясь.
— Одна-единственная внучка. Что делать? — ответила бабушка. Честное слово, как она любит при гостях из себя строить.
— Скоро вырастет, — сказала женщина.
В комнату пришла мама. Она взяла еще тарелки и ушла.
— Когда там накроешь, нам тоже здесь накрой, — сказала бабушка. Хоть она и притворялась, я все равно знала — она злится, что мама все делает так медленно.
— Хадижа, иди сюда, — позвала бабушка таким голосом, как будто съела много халвы. — На тебе, — она дала мне конфету. — Как бабушка тебя любит. Все тут Хадижу любят. Хадижа с нами жить будет…
Бабушка обманывала — она меня не любила.
* * *
Сидя в саду у обрыва, я каждый день съедала по куску сахара, взятого из бабушкиного мешка. К обрыву никто не ходил. Меня закрывали стволы деревьев, и увидеть из дома, что я делаю, было невозможно. На другой стороне — через обрыв и через речку — никто не жил. Там были только горы. В то время, когда мы готовились к дядиной свадьбе и когда шайтан заставлял меня воровать сахар, стояло лето.
Я не знаю, почему люди говорят, что лето или зима стоят. Это горы стоят. Лето стоять не может, оно лежит — на горах лежит солнцем, на земле — травой, на деревьях — зелеными листьями. Летом небо тоже стоит — ночью над головой встает и как будто опускается. В темноте гор не видно, а небо совсем-совсем темное, но вот странно, ты все равно видишь, где небо, а где земля. Зимой звезды редко выходят, а летом их сколько хочешь. Говорят, их нельзя считать, бородавки на пальцах вырастут. Я еще удивлялась: как звезды на небе держатся, почему вниз не падают? Может, их Аллах держит?
Когда я совсем маленькой была, думала, их можно отлепить от неба, как муху от клейкой ленты. Я даже в сарае на лестницу залезла, чтобы выше подняться и схватить их. Не получилось. Они, когда ты за ними поднимаешься, тоже поднимаются, не хотят, чтоб их брали. Наверное, надо с горы попробовать, решила я. Только как я ночью на гору пойду, я не знала, ночью ведь никто никуда не ходит. По ночам в нашем селе все спят. Только сверчок не спит — что-то свое поет до утра. Мама говорила, ей мешает. А мне — нет. Мне так нравится — лежать на двух матрасах, дышать холодным воздухом и слушать сверчковые песни.
17 
