Последние отзывы

  67  

Джеймс вперил в нее грозный взгляд темных глаз, пресекая возможные возражения.

— Вы не будете заниматься расследованием шантажа. Это исключено.

В ответ она скрестила на груди руки, не проронив ни слова.

— Элизабет!..

Более осторожная женщина, возможно, уловила бы прозвучавшее в его голосе предостережение, но Элизабет была не в том настроении, чтобы вести себя осмотрительно.

— Вы не можете запретить мне помогать леди Дэнбери. Она мне как мать и… — Она чуть не подавилась словами, когда он вдруг прижал ее спиной к столу, вцепившись в ее плечи с поразительной силой.

— Я свяжу вас и воткну вам кляп в рот. А если понадобится, привяжу вас к дереву, чтобы не совали свой нос, куда не надо!

Элизабет проглотила слюну. Она никогда не видела, чтобы человек приходил в такой гнев. Глаза сверкали, руки тряслись, шея так напряглась, что, казалось, достаточно пустячного щелчка, чтобы его голова соскочила с плеч.

— Эй, послушайте! — пискнула она, пытаясь отцепить его пальцы. Он, видимо, не отдавал себе отчета, с какой силой сжимает ее, если вообще сознавал, что делает. — Я не собиралась вам мешать, просто вы могли бы поручить мне что-нибудь совершенно безопасное…

— Обещайте мне, Элизабет. — Он говорил так тихо и страстно, что было просто невозможно не откликнуться на силу чувств, прозвучавшую в этих коротких словах.

— Я… э-э… — Где же эта миссис Ситон, когда она так нужна? Элизабет умильно уставилась на него в надежде умаслить или разжалобить — в полном соответствии с эдиктом номер двадцать шесть, — но не добилась ни малейшего результата. Джеймс по-прежнему пребывал в ярости, руки его продолжали сжимать ее плечи как парочка тисков, и, помоги ей Боже, Элизабет не могла отвести глаз от его рта.

— Обещайте мне, Элизабет, — повторил он, и все, что она могла сделать, так это наблюдать, как его губы артикулируют слова.

Руки его напряглись, усилив хватку, и это, вкупе с подоспевшим наконец вмешательством свыше, вывело ее из транса. Элизабет подняла глаза, встретившись с ним взглядом.

— Я не стану ничего делать, не посоветовавшись с вами, — прошептала она.

— Этого недостаточно.

— По-моему, вполне. — Она поморщилась. — Джеймс, мне больно.

Он с недоумением посмотрел на свои руки, словно они принадлежали кому-то другому, затем резко отпустил ее.

— Простите, — произнес он с растерянным видом. — Я не сознавал, что делаю.

Она попятилась, потирая плечи.

— Все в порядке.

Некоторое время Джеймс продолжал смотреть на нее, затем выругался себе под нос и отвернулся. Ему приходилось бывать в напряжении, испытывать досаду и отчаяние, но никогда такого бешеного всплеска эмоций, как тот, который только что вырвался наружу. Хватило малейшего намека, что Элизабет угрожает опасность, как он превратился в законченного идиота.

Джеймс не мог не оценить иронию происходящего. Всего лишь год назад он потешался над своим лучшим другом, который попал в аналогичную ситуацию. Блейк Рейвенскрофт чуть не повредился в уме, когда его будущая жена вздумала поучаствовать в военной операции. Джеймс находил всю историю чрезвычайно забавной. Он знал, что Кэролайн не угрожает реальная опасность, и считал Блейка влюбленным ослом из-за переполоха, который тот устроил.

Объективности ради Джеймс вынужден был признать, что при нынешних обстоятельствах здесь, в Дэнбери-Хаусе, Элизабет подвергается куда меньшему риску. И все же при одном упоминании о шантаже кровь его вскипала от страха и ярости.

У него возникло гнетущее чувство, что это скверный признак.

Должно быть, какая-то разновидность болезненной одержимости. С тех пор как Джеймс появился в Дэнбери-Хаусе, он только тем и занимался, что думал об Элизабет Хочкис.

Вначале как о возможной шантажистке, а потом — оказавшись в незавидной роли преподавателя, который взялся обучать ее искусству обольщения.

О том, что он сам предложил себя на эту роль, Джеймс предпочитал не думать.

Вообще-то это только естественно, что он озабочен ее безопасностью. Любой мужчина стремился бы защитить такое крошечное создание, независимо от своей воля и желаний.

Что же касается других его потребностей — тех, которые терзали его и горячили кровь, — что ж, как-никак он мужчина, а она женщина, причем красивая, по крайней мере с его точки зрения. А когда улыбается, с ним начинают твориться странные вещи…

— Пропади все пропадом, — пробормотал он. — Я вас сейчас поцелую.

  67