Глава 17

Ночь была полна волшебства. Луна ярко светила, в воздухе витал тонкий аромат полевых цветов, легкий ветерок ласкал кожу, нашептывая нежные слова.

Элизабет казалась себе сказочной принцессой. Женщина, мчавшаяся по лугам с развевающимися, как золотые ленты, волосами, не могла быть простенькой и заурядной Элизабет Хочкис. В эту ночь она превратилась в другое существо. Сердце ее освободилось от бремени тревог. Беззаботная и счастливая, она купалась в чистой радости.

Они бежали, взявшись за руки. Дэнбери-Хаус исчез из виду, хотя звуки празднества все еще доносились до них. Деревья вокруг становились гуще, и наконец Джеймс остановился, тяжело дыша от усталости и возбуждения.

— О Господи! — выдохнула Элизабет, чуть не налетев на него.

Он обвил ее руками, и ее дыхание оборвалось.

— Поцелуйте меня, — потребовал он.

Очарование ночи захватило Элизабет. Она больше не думала о том, что прилично, а что нет. Все колебания исчезли. Запрокинув голову, она подставила ему лицо, и он завладел ее губами с восхитительной смесью нежности и примитивного желания.

— Я не возьму вас. Не здесь… не сейчас, — пообещал он, почти касаясь губами ее кожи. — Но позвольте мне любить вас.

Элизабет не понимала, что он имеет в виду, но кровь ее вскипела и стремительно понеслась по жилам. Она не могла отказать ему ни в чем. Подняв взор, она увидела огонь в его карих глазах и приняла решение.

— Любите меня, — шепнула она. — Я верю вам.

Его пальцы дрогнули, когда он благоговейно коснулся нежной кожи у нее на висках, перебирая золотистый шелк волос. Элизабет казалась трогательно маленькой по сравнению с его громадными, ставшими вдруг неуклюжими руками. Он боялся ее сломать. Прекрасная и хрупкая, она принадлежала ему, и он был готов на все, чтобы ее защитить.

— Я постараюсь быть нежным, — прошептал Джеймс, с трудом узнавая собственный голоед — Я никогда не обижу вас. Никогда!

В ее глазах светилось бесконечное доверие. Это был великий дар, от которого переворачивалась душа.

Он легко провел пальцами по ее гладкой щеке вниз, по нежной коже шеи. На Элизабет было платье, ничуть не похожее на то, что она обычно носила. Оно едва держалось на плечах, норовя соскользнуть при малейшем движении. Казалось, достаточно зацепить пальцем мягкую белую ткань, чтобы обнажилось изящное плечико, затем другое, а потом спустить его вниз…

Кровь прилила к его чреслам. Господь милосердный, если он дошел до такого состояния, только вообразив, как раздевает ее, что же будет, если она, обнаженная и податливая, окажется в его объятиях? Как он сможет заняться с ней любовью с нежностью и вниманием, которых она заслуживает? Чувствуя, как дыхание обжигает легкие, Джеймс медленно спустил платье с одного плеча, не отрывая взгляда от обнажавшейся кожи, мерцавшей, как редчайшая жемчужина, в лунном свете. Он склонил голову и уткнулся лицом в теплую соблазнительную выемку между ее плечом и шеей, с блаженным ощущением, что вернулся домой.

Не прерывая поцелуя, он спустил платье с другого плеча девушки, и ткань сдвинулась, обнажив верхнюю часть ее груди. Элизабет что-то вымолвила — возможно, его имя, — но не издала ни звука протеста. Он расстегнул единственную пуговицу, стягивающую платье спереди, расширив вырез настолько, что оно соскользнуло вниз.

Элизабет подняла руки, пытаясь прикрыться, но Джеймс перехватил их и отвел в сторону, прижавшись к ее губам в легком, как перышко, поцелуе.

— Вы прекрасны, — прошептал он, обдавая ее теплым дыханием. — Прекрасны!

Продолжая удерживать ее запястья, он свободной рукой накрыл одну ее грудь. Удивительно пышная и упругая, она заполнила его ладонь, и Джеймс не сдержал стона наслаждения, ощутив, как сморщился и напрягся сосок.

Он заглянул ей в лицо, испытывая потребность видеть ее выражение, желая убедиться, что ей нравятся его прикосновения. Полуоткрытые губы Элизабет блестели, словно она только что их облизнула. Изумленные глаза затуманились, она коротко и часто дышала.

  91