очень нудно 
77 
– Что же это за времена такие, если брамины допускают в свои дома девчонок из низшей касты? – ворчала она по утрам, помешивая чечевичную похлебку. – Что стало с законами касты, почему так низко пала вера, о Кришна?
– Опять сама с собой разговариваешь, старая дева? – Это девчонка просунула голову в дверь кухни, и Джаямма запустила в нее неочищенной луковицей.
Завтрак. Перемирие. Девушка выставила за порог своей комнаты тарелку из нержавеющей стали, Джаямма навалила на нее целую гору белого риса, щедро полив чечевичной похлебкой. «У меня никто голодать не будет, – бормотала она, – даже заклятый враг. Да, вот именно: даже заклятый враг. Брамины так не поступают».
После завтрака она разостлала на полу, прямо перед комнатой служанки, газету, надела очки и начала, раз за разом шумно вздыхая, читать – громко и медленно, складывая из букв слова, а из слов предложения. Когда же мимо прошла Шаила, Джаямма швырнула газету ей в лицо:
– Вот – ты же умеешь читать и писать, а? На, почитай газету!
Девушка гневно запыхтела и ушла в свою комнату, громко хлопнув дверью.
– Думаешь, я забыла, как ты обманула Адвоката, а, маленькая хойка? Он человек душевный, вот ты и пришла к нему под вечер с глупой улыбкой на твоей низкорожденной рожице и заныла: хозяин, я не умею читать. И писать не умею. Я хочу научиться читать. Я хочу научиться писать. И разве он не поехал сразу же на Зонтовую улицу, в книжный магазин Шенойя, и не накупил для тебя дорогих книг, чтобы ты читать-писать научилась? А ради чего? Где это видано, чтобы низкорожденные умели читать и писать? – поинтересовалась Джаямма у закрытой двери. – Что, разве не обманула ты Адвоката?
Разумеется, эта девица быстро утратила всякий интерес к книгам. Они валялись кучей у стены в ее комнате, сама же она дни напролет болтала с губастой соседкой-христианкой, а Джаямма взяла да и продала все ее книги скупщику макулатуры, муслиму. Ха! Показала ей!
Под конец рассказа Джаяммы о постыдном мошенничестве с чтением и письмом дверь в комнату служанки отворилась, из нее высунулась Шаила и осыпала Джаямму истошными проклятиями.
В тот вечер, за обедом, Адвокат сказал:
– Я слышал, что у нас всю неделю какой-то крик стоит… в доме должно быть тихо. Картику нужно готовиться к экзаменам.
Джаямма как раз принесла в столовую кастрюлю, держа ее обернутыми в края сари пальцами. Она опустила чечевичную похлебку на стол.
– Это не я шум поднимаю, хозяин, – это все хойка! Она не знает наших браминских порядков.
– Может, она и хойка, – сказал, слизывая с пальцев прилипшие рисинки, Адвокат, – но девушка она чистоплотная и трудолюбивая.
Убирая после обеда со стола, Джаямма все еще тряслась от негодования, вызванного хозяйским попреком.
Успокоилась Джаямма, только когда в доме погас свет и она улеглась, окутанная привычными парами дуста, в молельной и открыла черную шкатулочку. Малютка-бог улыбнулся ей.
О Кришна, если уж говорить о бедах и ужасах, кто видел их больше, чем Джаямма? И она в который раз поведала долготерпеливому божеству о том, как попала в Киттур; как невестка приказала ей: «Джаямма, оставь нас и уходи, жена Адвоката легла в бангалорскую больницу, кто-то должен ухаживать за маленьким Картиком», – предполагалось, что она, Джаямма, пробудет здесь месяц или два. А их прошло – с тех пор, как она в последний раз виделась со своим маленьким племянником Бриджу, как обнимала его и играла с ним в крикет, – уже восемь. О да, младенец Кришна, вот это беды так беды!
На следующее утро Джаямма снова уронила ложку в похлебку, потому что Картик, подкравшись сзади, ткнул ее пальцем под ребра.
Она прошла за ним из кухни в комнату служанки. Посмотрела, как мальчик разглядывает рисунок на полу и синий шарик в центре рисунка.
В глазах мальчика словно свет зажегся – свет хозяйской жадности, который Джаямма видела за сорок лет множество раз.
– Ты только посмотри, – сказал Картик. – Этой девчонке хватает наглости рисовать такие картинки в моем собственном доме…
Они вдвоем подобрались, пригнувшись, к желтой решетке, понаблюдали за Шаилой, направлявшейся вдоль дальней стены двора к христианским владениям. Со стороны накрытого зеленой сеткой широкого колодца донесся какой-то глухой стук. Вокруг колодца с квохтаньем забегали петухи и куры. У стены показалась Рози. Шаила и христианка поговорили немного. День был наполнен блеском, вспыхивавшим и угасавшим. Яркий свет разливался, и тут же отступал, и разливался снова, и глянцевые зеленые кроны кокосов загорались и меркли, будто огни фейерверка.
77 
