38 
Она ждала, казалось, целую вечность. Ходила тудасюда по проходу между денниками, подходила и к стойлу Смерти. Впервые сомнения закрались в ее четко разработанный план. Правильно ли она поступает? Что будет, когда Завиан узнает, что она приехала предъявлять на него права?
Наконец она услышала приближающийся стук копыт.
Завиан не выглядел утомленным. Он соскочил с лошади, повел ее во двор, расседлал и предоставил заботам конюхов. Лейла сняла в темноте покрывало и стояла, наблюдая, как приближается ее король, гадая, что будет, когда он увидит здесь свою жену.
* * *
Он ездил верхом целый день, скакал по пустыне галопом и не нашел ничего — ни успокоения, ни ясности мысли. Только злость, всепожирающая ярость владела им. Он устал от Закари и Стефани, от их постоянных советов — пусть отправляются к черту!
Никто не знал, как он измучен.
— Завиан! — Он открыл дверь, включил свет и увидел Лейлу, в черном платье и черных туфлях, с неприкрытыми ногами. Волосы рассыпались непослушными черными локонами, на груди сверкает ожерелье королевы Кьюзи. Только оно им больше не принадлежит… — Мой самолет ждет в аэропорту.
— Ну и что? — Он прошел мимо нее и положил седло в угол.
— Если ты не вернешься со мной в Кьюзи, я улечу в Хейдар.
— Улетай.
— Нам надо подписать коекакие бумаги. И обсудить коечто.
— Мне нечего обсуждать, и я не подписываю бумаги в конюшне.
Он повернулся к ней, пробежал взглядом по ее обнаженным рукам и ногам, по стройной фигуре — и понял, что хочет только эту женщину. Можно жить с ложью, лишь бы уложить ее сегодня в свою постель, вернуться к тому, что у них было. Но жить с ложью недостойно…
— Завиан?
Чтото перевернулось у него внутри. Она даже не знает его имени, его настоящего имени.
— Когда ты оденешься приличней, можешь прийти ко мне во дворец, и мы поговорим о делах.
— Я не хочу идти во дворец.
— Тогда чего ты хочешь? Скажи сейчас.
— Того, что у нас было, — ответила Лейла.
Но Завиан знал, что к этому нет возврата.
— Ты хочешь короля?
— Нет! — Лейла покачала головой. — Я хочу тебя, Завиан. Только тебя.
— Меня? — Дьявольская шутка! Она даже не знает, кто он такой. Ударом ноги он закрыл дверь конюшни. — Ты не знаешь обо мне ничего, — выкрикнул он, — а требуешь все! Наш брак — деловое соглашение. По договоренности. А теперь ты решила изменить правила игры.
— Мы решили! — крикнула Лейла ему в ответ. — Когда мы занимались любовью, целовались, беседовали, это уже не было деловое соглашение…
— Так ты в обиде на то, что я был слишком ласков с тобой, что секс был слишком хорош?
— Ты переиначиваешь мои слова!
Как Завиан восхищался ею за эту решительность и как боялся за нее! Боялся позора, которым могла покрыть его жену вся эта история. И еще, в самой глубине души, боялся, что, когда она узнает, кто он такой, он прочтет в ее глазах разочарование…
— Я не хочу деловых соглашений, — страстно заявила Лейла. — Не хочу, чтобы мы жили врозь, чтобы ты жил с наложницами. Я хочу всего тебя, хочу, чтобы ты был только моим мужчиной!
— Поэтому ты и явилась сюда, одетая, как кокетка?
— А как мне еще одеваться? — крикнула Лейла. — Это ты меня сделал такой, Завиан. Меня готовили лишь к исполнению супружеского долга, но ты потребовал большего. Ты разбудил во мне женщину, а теперь хочешь прогнать ее? Хочешь покорную, робкую девственницу? Ну, так ее больше нет!
— Уходи! — взревел он. — Возвращайся во дворец!
— Я не хочу возвращаться во дворец! — Она опять просила. Она, королева, никогда ни о чем не просила. Но сейчас ее силы истощились. — Я хочу, чтобы ты занялся со мной… любовью…
— Так бы сразу и сказала, — буркнул Завиан. Одним шагом он преодолел расстояние между ними, расстегнул брюки… Она увидела его эрекцию, а потом его губы оказались на ее губах, страстные, дикие, голодные. Он повалил ее, прижал к полу, поднял шелковое платье, раздвинул колени — и вдруг остановился.
— Ты этого хотела? — спросил он и почувствовал, что как никогда в жизни близок к тому, чтобы зарыдать.
— Ты же знаешь, что нет.
Прижавшись лицом к ее шее, он ощутил холод ожерелья. Вековая традиция! Все это он может сохранить. Сохранить женщину, которую сейчас обнимает. Если только будет молчать, если не скажет ей правду.
— Чего же ты хочешь?
— Тебя.
— Я… я больше не могу быть королем.
38 
