«Когда-нибудь именно на этом мы и погорим», — подумал каждый из них, будто подводя итог. А на самом деле это означало, что они просто сдаются и соглашаются на очередную авантюру.
Сам же герой этих размышлений тоже почти всю ночь не спал. Он лежал в темноте в своей комнате и гадал, кто послал ему эту шкатулку, зачем, что она означает. Были и более конкретные мысли. Например, когда ее изготовили и для кого. Юноша весь извелся, не находя ответов ни на один из этих вопросов. Еще он испытывал очень знакомое и весьма нелюбимое им чувство — будто что-то вполне очевидно, а он этого не замечает, не понимает.
Отгадка пришла мгновенно, да так резко, что парень едва не подскочил на кровати. Торопливо зажег свечу и пододвинул к себе шкатулку. Она смотрела на него черными узорами по темному дереву и тускло поблескивающими металлическими деталями. Очень хотелось поднять крышку и услышать ту простую бальную мелодию, но Златко опасался разбудить соседей, а колдовать боялся. Хотя подобные манипуляции еще более вероятно разбудят если не тролля, то эльфа уж точно.
Пальцы юноши жадно и одновременно бережно пробежали по кованым узорам, легли за замочек крышки, задрожали в предвкушении. Надо только найти… У каждой шкатулки должно быть потайное отделение.
Огонек свечи слегка колыхался. Даже магия неспособна заделать все дыры в рамах. Да и дыхание у Сине-крылого отчего-то стало неровным. Что он найдет?
Но сколько ни искал Златко, ему никак не удавалось понять, где находится потайной ящичек. А решение было так близко… Но для него требовалось совсем другое мышление.
Наконец Бэррин отступил. Эта тайна сегодня не хотела ему открываться. Юноша остался очень недоволен, а еще ему казалось, что, если бы рядом были друзья, они имеете непременно нашли отгадку. Это злило и расстра-11 вало одновременно. С одной стороны, он бесился, что без них ничего не может сделать, — и когда они только успели настолько проникнуть в его жизнь, его мышление?! С другой — снова и снова вставал вопрос: почему же они сейчас не рядом?
Так, в расстроенных чувствах, Златко и заснул. И сны ему снились дивные. В них было много серого и темного, манящего и щемящего, какой-то странной одинокой тоски, будто ветер внезапно подумал о зиме и мазнул по коже холодом. В этом сне плыл корабль, море штормило, вздымались водяные валы, потом на месте моря появлялась земля, на которой шла битва, гремели взрывы боевой магии, но не они были главными в этой какофонии красок, звуков и чувств. Все мысли занимала пара листьев, которая кружилась совсем рядом и почти закрывала собой обзор. Два кленовых еще совсем зеленых листа… Что им не сиделось на ветке? Подчиняясь невидимому властителю, повелителю туч и облаков, они вертелись в воздухе, близко-близко друг к другу, но почти не соприкасаясь. И звучала в этом сне все та же простая мелодия, словно направляя этот танец. Краски вокруг пары листьев сгущались все сильнее, появлялась странная щемящая боль в сердце, а на заднем фоне все громче взрывались огненные шары и раздавались крики боли и страха. Что-то происходило там, что-то очень важное. Но увидеть полную картину не представ-мялось возможным. Лишь по обрывкам звуков и краям изображения можно было составить картину. Но Златко никак не удавалось сосредоточиться. Тем более что он начал ощущать еще и чье-то присутствие, чем дальше, тем больше. Будто кто-то вошел в его сны и теперь наблюдал за ним, за его душой и чувствами. Он словно ждал. То ли его, Бэррина, реакции, то ли шанса поучаствовать более активно. Синекрылому стало безумно интересно понять, кто это такой, что за существо. Но гюче-му-то он останавливался. Некая преграда возникала в голове, более всего напоминая неосознанные предостерегающие ощущения, которые не столько удерживали, сколько не позволяли получать наслаждение.
В какой-то момент Златко уже решил отвергнуть их и потянуться к тому неизвестному, темной тенью присутствовавшему в его сне. Но потом что-то случилось, и краски вокруг закружились в какой-то безумной воронке, да и сам парень почувствовал, что его затягивает в образовавшийся вдруг под ним омут. Вот он уже куда-то летит. Даже, кажется, кричит, его кто-то зовет…] Или все же это чудится?
— Златко! Златко, да проснись же!
— Синекрылый, хорош пугать! Просыпайся уже!
Голоса друзей наконец-то пробились к сознанию.
Бэррин подскочил как ужаленный. Пробуждение походило на всплытие из глубины. Там было темно и так странно, что привычный мир на миг показался чуждым и изменившимся. Парень некоторое время моргал, пытаясь прийти в себя. Не сразу понял, что Грым продолжает держать его за плечо, а Калли уже приготовился колдовать. С некоторых пор эльф слишком серьезно относился к снам. Они не раз приносили им дурное. А порой и снами вовсе не были. Светлый готов был стоять на страже, защищая мир и своих друзей от всего, что привычно называют Тьмой и Хаосом. Темными силами, которых до одури боится Ива и, похоже, заразила своим страхом их непоколебимого эльфа. Златко безошибочно узнал синевато-золотые искорки на руках друга, которые появлялись каждый раз, когда тот призывал магию своего направления. Синекрылый молча отвел ладони друга, взглядом убеждая, что с ним все в порядке и помощи не надо. Глаза Калли сверкали беспокойством.