ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Королевство грез

Очень скучно >>>>>

Влюбленная вдова

Где-то на 15 странице поняла, что это полная хрень, но, с упорством мазохостки продолжала читать "это" аж до 94... >>>>>

Любовная терапия

Не дочитала.... все ждала когда что то начнётся... не понравилось >>>>>

Раз и навсегда

Не понравился. Банально, предсказуемо, просто неинтересно читать - нет изюминки. Не понимаю восторженных отзывов... >>>>>

Легенда о седьмой деве

Очень интересно >>>>>




  1  

Андрей Рубанов

Тоже Родина

Шасси, закрылки выпущены

Самолет взлетает против ветра. Так же и человек. Желаешь набрать высоту — вставай против всего и всех. Против обстоятельств, против советчиков, против собственных страхов.

В конце лета, за три месяца до дембеля, я завел себе фуфайку, чисто гражданскую. Носить неуставную одежду запрещено — но не всем. За три месяца до дембеля воин Советской Армии опытен и спокоен. Знает, когда и что можно, а когда нельзя.

Обновку я украсил надписью на уровне груди: «А правильно ли ты живешь?». Масляной краской через трафарет. В две строки.

Утром надевал — и бегал, три километра, по дороге от аэродрома до поворота к ближайшей деревне, потом обратно. Самовольно покидать расположение воинской части запрещено — но не мне. Я жил правильно. Тренировал себя для будущего.

Традиционные солдатские самоходы — за водкой, за девчонками — тут не практиковались. Аэродром окружали унылые деревни. Северная окраина Тверской области. Местные девушки были сутулы, пахли навозом, имели круглые веснушчатые лица, сонные глаза и с пятнадцати лет повязывали головные платки по-бабьи.

Самолет взлетает всегда против ветра. В зависимости от направления ветра он стартует либо с одного конца полосы, либо с другого. И там и там из надежного железобетона построены пункты управления. Внизу электроника, сверху — зал с панорамным остеклением, где командуют полетами офицеры с большими звездами.

Заходя на посадку, истребитель-перехватчик выпускает шасси. Пилот не знает, готовы ли колеса к соприкосновению с полосой. Поэтому с земли в огромный бинокль наблюдает специальный солдатик. Его служба — вовремя увидеть самолет и отрапортовать в микрофон: «Шасси, закрылки выпушены!» Если техника подведет, солдатик закричит: «Нет шасси!» — и нажмет сигнал тревоги.

Этот солдатик — я.

Но техника не подводит. Она военная, надежная. В конце дня все перехватчики благополучно приземляются, летчики уходят ужинать в свою особую летную столовую, там им дают особый паек. Человек, защищающий небо родины, должен быть полон сил. Офицеры-диспетчеры покидают свои кресла, садятся в зеленые вездеходы и отправляются в другую столовую, офицерскую. Кто не летает, тому паек похуже. Но тоже ничего.

Гаснет полоса. Тягачи увозят самолеты в капониры. Падает ночь, и пункт управления остается на попечении пятерых бойцов. У них отдельная комнатуха с телевизором. У них не служба, а мед. До казармы, до начальства, до командира части — два километра полем. Там дисциплина, подъем и отбой, построения, политзанятия, начищенные сапоги, застегнутые воротнички, дневальные, наряды на кухню и в штаб. Там армия, а у нас — санаторий. Нам паек не нужен. Один из нас уже сбегал на хоздвор к земляку и принес полмешка картошки. Мы пожрали и до глубокой ночи смотрели сверхмодную программу «Взгляд».

Иногда вместо «Взгляда» смотрим экстрасенсов, их двое, они наяривают по очереди, через день. Один молча сопит и помавает лишенными мозолей ладонями. Второй — с лицом боксера или же хоккеиста, более продвинутый — включает успокаивающую музыку и чугунным баритоном произносит фразы. Вводит аудиторию в транс. Газеты утверждают, что он лечит даже бруцеллез. Мы, пятеро, давно сошлись во мнении, что с таким подходом — медленная мелодия, зрачки исподлобья — он может уболтать любую женщину. Нам по девятнадцать, эта тема нам близка.

К концу сеанса мои сослуживцы уже спят. На меня гипноз не действует. Я залезаю на крышу, бросаю одеяло, ложусь и смотрю в небо.

Там звезды, их много.

У меня есть отец, мать и сестра. У меня есть студенческий билет Московского государственного университета. Есть жизнь, она вся впереди. Ее столько, что если я пытаюсь хотя бы примерно вообразить ее объем, ее варианты, краски, запахи, то переживаю экстатические ощущения. Голове становится холодно, потом горячо. Пальцы сами собой шевелятся, даже на ногах.

Моим пальцам свободно. Сапоги я давно не ношу, для старого воина лучшая летняя обувь — тапочки. За три месяца до дембеля пора отвыкать от портянок.

Конечно, я не желаю спать, я слишком возбужден.

Мне не терпится уйти на дембель. У меня все продумано. Точно известно, что я сделаю в первый день, во второй, в третий. Я буду жить, я все попробую, я везде побываю и всему научусь. Я напишу стихи, песни и романы, у меня будет самая красивая жена, с длинными ногами и огромными зелеными глазами, она родит мне одиннадцать сыновей (чтоб хватило на футбольную команду). Я возьму от жизни все; оставлю немного себе, кое-что отцу, маме, и сестре, а остальное раздам. Вся жизнь, какая есть во Вселенной, протекает через меня, как через трубу; любая попытка поставить преграду кончится тем, что меня разорвет. Нельзя придерживать, прикарманивать, к себе подгребать, я не такой и никогда таким не стану.

  1