Вашингтон, округ Колумбия,

24 сентября 1979 года, понедельник.

Кейтлин Тернер

Я с ненавистью посмотрела в зеркало. Зеркала – они как факсимильные машинки. То, что видится, имеет к оригиналу ровно столько отношения, чтобы проглядывало смутное сходство. И не больше. Так бы и врезала чем-нибудь тяжелым в эту стекляшку, за которой маячит усталая кислая рожа в рамочке из обвислых волос, хмурая, как осеннее утро за окном женской туалетной Главного управления полиции округа Колумбия.

– Ну, и что делать будешь? – поинтересовалась я у мерзкого отражения. – А, офицер по связям с общественностью? Образцово-показательная полицейская женщина?

Вот именно, что показательная. Чтобы было кого показывать старым козлам и молодым жеребцам. Отвлекающий такой маневр. «Лучше поговорите с Кейт, она у нас все знает…» Нужны им мои знания, как быку сковородка. Замуж надо было выходить, дура, пока детские розовые мечтания из головы не выветрились. Сидела бы дома, горя бы не знала… Разве что с детьми, будь они неладны, никогда не умела с детьми обращаться… Опыт нужен… А сейчас ты кто? А никто. Связь с общественностью. А лет через пять, когда показывать тебя станет уже совершенно стыдно, поставят на твое место очередную молоденькую дурочку в свежей боевой раскраске, а тебя – в архив. Папки перебирать. До конца жизни. Вот и вся твоя карьера и все твое, долбана мать (господи, как же приятно выругаться хоть про себя!), высшее юридическое образование.

Опомнилась я, только когда занесенная для удара сумочка пискнула, раскрылась и ее стошнило на пол косметичкой. Во все стороны брызнули перепуганные щеточки, флакончики, тюбички, забиваясь по углам. Я оглянулась, и по щекам, смывая только что наложенную раскраску, призванную скрыть последствия прошлой ночи, проведенной за чтением одного особенно мерзкого уголовного дела, покатились крупные слезы – не то от горя, не то от смеха.

– Прекратить! – сказала я себе лучшим командирским голосом. Но получилось все равно жалко. Женщина со смазанной косметикой не может выглядеть иначе, как жалко. Уж лучше тогда выставить на всеобщее обозрение и сиреневые мешки под глазами, и подвальную бледность. Я встала на колени и покорно принялась собирать раскатившиеся гримировальные принадлежности. Слезы капали сами по себе, вне всякой связи с моим настроением.

– Прекратить! – Уголки рта были тяжелые, как гири. Но я все равно подняла их к ушам. Глянула в зеркало. Брр…

В результате к боссу я опоздала – пока смывала старую косметику, пока наносила новую. И, хуже того, явилась в совершенно расстроенных чувствах. А в таком состоянии ко мне подходить опасно.

Я распахнула дверь, вошла, шлепнулась в кресло и одарила капитана Стивенса своим лучшим взглядом «вамп».

На Стивенса это не произвело никакого впечатления. Сколько я знаю, он такой подкаблучник, что в сторону других женщин боится даже глянуть, чтобы жена, не дай бог, не прознала.

– Ну и кто к нам пожаловал на этот раз? – поинтересовалась я сладенько. – Техасский конгрессмен? Сенатор из Поданка? Или сам мэр нашего любимого города соблаговолил посетить наш скромный участок?

Капитан оторвался от разложенных на столе бумаг и злобно посмотрел на меня.

– Что вы себе позволяете, Тернер? Я что-то не припоминаю, как разрешил вам войти. Или вас уже назначили шефом вашингтонской полиции, и только я об этом еще не слышал?

– Поверьте, капитан, когда шефом полиции назначат меня, вы узнаете об этом первым. Все намного проще. Я нарываюсь на очередной выговор. Решила их коллекционировать. Когда-нибудь издам, получу бешеный гонорар и поеду на Кубу ловить акул. Ну так кого я должна эскортировать на этот раз?

Босс ухмыльнулся. Мне стало страшновато. Если капитан Стивенс улыбается, значит, у кого-то умерла любимая бабушка.

– На этот раз, – Стивенс выцеживал слова, точно загонял гвозди в крышку моего гроба, и с тем же непередаваемым наслаждением, – мы поручаем вам особое задание. Сегодня после обеда к нам прибывают двое коллег. – Капитан сделан паузу. – Рейсом из Сент-Петербурга.

  82