Теперь прикрутить к каждой по немецкой «толкушке». Готово!
Теперь привязать к каждой гранате отрезок дэша и соединить их с толовыми шашками, положенными на бензобак каждого из грузовиков.
Ага, теперь полоснуть ножом по брезенту, так, чтобы при взрыве гранаты горящее топливо плеснуло в кузов. А теперь — рассыпать из мешка зерно по полу.
Прыжком соскакиваю на обочину — нечего лишние следы на пыльной дороге оставлять!
Денис уже сварганил, как и было оговорено, метелку на длинной палке и теперь, стоя на обочине, разметает следы.
Саня отъезжает на мотоцикле назад по дороге на сотню метров, Денис продолжает свою пыльную работу.
Ох, не зря говорят, что хуже нет — ждать и догонять! Шанс на то, что кто-то поедет по этой, богом забытой дороге, мал, но меня слегка «потряхивает». Старею, наверное.
Ребята возвращаются.
Отходим в кусты. Ну! С богом!
Люк расстреливает полмагазина ППД по кабинам, а Дед Никто, перебегая с места на место, с упоением попеременно передергивает затворы двух советских карабинов. Одна обойма, вторая, третья.
— Хорош! — гаркаю им и, дождавшись, когда они залегли, дергаю две бечевки, что все это время я держал в руках. Теперь можно и мне залечь…
Гулко бахают взрывы, и грузовики скрываются в огненно-дымных клубах. Все по науке!
— Ходу, мужики! Ходу! — и мы «хромым галопом» бежим по кустам в сторону мотоцикла.
Первая часть Марлезонского балета закончилась.
* * *
— Ну, где мои пациенты? — спросил я командира, вернувшись в штаб.
— Расслабься, я передумал! С ними Слава сейчас занимается — ему полезней будет.
— Вот так вот? Чувствую, подсидит он меня… — сделав «лицо трагического дебила», констатировал я.
— Ага, сам понимаешь — аппаратные игры, новые кадры… — шутливо, в тон мне, ответил Александр. — Как там с технической оснасткой дела обстоят?
— Все в порядке, через полчаса можно начинать первую плавку.
— И сколько она по времени займет?
Я почесал в задумчивости затылок.
— Ну… С точностью до минуты я не скажу… Где-то часа полтора, не меньше. Правда, можно ускорить немного.
— Говори.
— Я прикинул, если не дожидаться полного расплавления тротила, а сливать уже «потекший», то можно несколько ускорить процесс.
— Понятно. Но вот еще одна проблемка нарисовалась — тара.
— В смысле?
— Я Несвидова напряг провести инвентаризацию, так вот, ящиков, куда можно отлить тротил, у нас почти нет, можно, конечно, сколотить их из досок, но, сам понимаешь — лишний геморрой. Хотя вот от письменных столов можно взять…
Я на несколько секунд задумался…
— Саш, нет никакой проблемы! Нужен только кусок брезента и длинные гвозди…
— Объясни.
— Это называется «мягкая форма». Можно взять не гвозди, а тонкие прутки. Смотри: берем доску, кладем на нее брезент, вбиваем квадратом четыре гвоздя… — и я с помощью взятого с конторского стола листа бумаги объяснил, что и как надо делать.
— Хитро и просто одновременно. А главное — можно произвольно размеры менять. Так и сделаем для первой бомбы, чтобы запас чистой взрывчатки был. Иди плавкой займись, а я пока с железками буду возиться.
…Хорошо, когда у диверсанта есть производственная база! Бойцы не тягали бомбы на руках, а воспользовались подкатными тележками. Да и выплавлять тротил в специальной печке проще, чем в лесу на костре.
Уже через полчаса вода в котле закипела, а еще минут через двадцать температурный датчик показал, что тротил в бомбе прогрелся до 80 градусов. Выждав для верности еще пару минут, я скомандовал:
— Поднимай!
Несколько поворотов рукояти лебедки, и бомба, подвешенная на цепях, показалась из бака.
Док и Казачина аккуратно подводят ее к тому месту, где на полу лежат приготовленные мной формы.
— Давайте! Наклоняйте! — И тротил тонкой струйкой потек в форму.
— Хорош! — И ребята возвращают бомбу в вертикальное положение.
— Следующая!
Через пять минут бомба возвращается в котел.
В дальнем углу мастерской тоже кипит работа — два бойца под руководством командира сворачивают из найденной на станции жести кумулятивные конусы, рубят зубилом какие-то полосы металла. А сам Саша, дав руководящие указания, берет в руки кувалду и начинает обрабатывать какую-то невидимую мне железку. Да так, что от звона и грохота мы с трудом слышим друг друга.