62 
— Спрашивайте, товарищ старший лейтенант!
— Ну, не кричи так. Ты сам-то как уцелел? Я слышал, что практически все погранцы так на рубеже и остались.
— Слово вы интересное сказали: «погранцы» — я и не слышал, чтоб нас так называли. А насчет выжил… Так нас, тех, кто с застав вырвался, конечно, сразу в тыл отвели и отряды истребительные формировать начали. Наш при штабе третьей армии сформировали… Только вот штаб мы быстро потеряли. Или он нас — это как посмотреть…
— В смысле?
— Ну, нас то туда, то сюда кидали. Все диверсантов и десантников немецких отлавливали, а штаб и убыл в неизвестном направлении. Бардак, одним словом…
— Н-да, невесело вам пришлось. Про нынешний отряд ваш расскажи, — попросил я его.
— Всего нас сорок семь человек. Двенадцать раненых, из них, боюсь, трое скоро… того… — сержант понизил голос: — Товарищ батальонный комиссар, командир неплохой, заботливый, но вот плана у него никакого нет, что обидно. С едой — полный швах! Уже дня три, как на подножном корму. Патронов мало, вот многие оружие и побросали. Но все равно, не то что пару недель назад было…
— А что тогда?
— Многие хитрожопые прям так, с боекомплектом, и выбрасывали. Когда по деревням расходились. Все говорили: «Вот наши наступать начнут, а мы тут как тут», — и он презрительно сплюнул. — Я даже парочку таких — к ногтю!
— И правильно сделал. Но ты не беспокойся, большинство сейчас по лагерям военнопленных сидят, а кто и в полицаи подался…
— А это что за птицы такие?
— Немецкая вспомогательная полиция из местных жителей.
— Вот суки! И что, их против нас бросят?
— Нет, они больше с «мирняком» воюют. И иногда одиночек отлавливают, мы несколько таких невезучих освободили. Ладно, ты посиди пока, отдохни. — И с этими словами я поднялся. Устраивать радиосеанс на глазах малознакомого человека, будь он хоть трижды пограничник, мне не хотелось, а идея, пришедшая мне в голову, стоила того, чтобы поделиться ею с командованием.
* * *
Через реку мы перебрались вскоре после полуночи и, наскоро поприветствовав встречавший нас дозор, споро поскакали к лагерю. За то время, что мы дожидались команды, все члены нашей небольшой группы ухитрились даже поспать по часу-полтора, а желудки своим голодным урчанием только предавали нам прыти.
Когда мы оказались в расположении, встречать нас вышел сам командир.
Я вышел вперед и отрапортовал:
— Товарищ майор госбезопасности, группа с задания вернулась. Потерь не имеем. В ходе выполнения задания уничтожено пять военнослужащих противника — точно, еще пять — вероятно. Захвачен и доставлен один пленный! Встретили группу окруженцев! — И я показал рукой на «гостей».
Я с удовольствием смотрел на вытянувшуюся физиономию Белобородько. Ну, еще бы! Лагерь наш никак не походил на базу партизан-ополченцев. Аккуратно натянутые низкие тенты, много машин, секреты. Все в форме, пусть и несколько необычной. А командует всем этим полковник. Судя по выправке — кадровый.
Фермер же одобрительно похлопал меня по плечу и повернулся к нашим гостям:
— Майор госбезопасности Куропаткин Александр Викторович.
Белобородько вытянулся по стойке «смирно» и, козырнув, представился в ответ:
— Батальонный комиссар Белобородько! Командир сводного отряда.
— Вольно, товарищ батальонный комиссар, — привычно ответил наш командир. — Вы с вашими бойцами пока подкрепитесь, а через полчаса мы с вами пообщаемся, хорошо? — и совершенно неожиданно для меня скомандовал: — Вячеслав Сергеевич! Товарищ майор! Пообщайтесь с товарищами.
Когда мы с Александром отошли, он приобнял меня за плечи:
— А ты, гадский папа, везунчик! Ну, давай, подзаправься, пока мы пленного разговорим. Но потом жду тебя на совещании. А Слава пока «союзников» в оборот возьмет. Ты с ними питаться будешь, вот и поможешь ему.
У тента, временно являвшегося столовой, меня радостно встретил наш зампотылу:
— С возвращением, товарищ старший лейтенант! Вот, горяченького поешьте!
— Спасибо, Емельян!
В этот момент один из новеньких, тот самый седой, которого мы освободили, когда зерно воровали, принес котелки, от которых исходили одуряюще вкусные ароматы. Он поставил их на расстеленный брезент:
— Вот, кушайте, пожалуйста!
Потом он поднял голову и заметил Белобородько:
— Товарищ комиссар! — голос его стал растроганно-хриплым. — Вы! Живы, значит!
62 
