91 
Как я понял из признаний полицаев, наши сгорели из-за того подпольщика, что пошел вместе с Антоном. Пленный, размазывая по лицу слезы, так и сказал:
— Да мы ж ине зауважыли, як яны у веске зьявiлiсь. Васiль, ен убачiу шо хтости з бабами у крынiцы размауляе… Ну… Мы i дайшлi да ix….
Я Тоху давно знаю и думаю, что не стал бы он на главной улице лясы точить, не выяснив, есть ли противник в деревне. А уж описание боя, данное другим полицаем, меня несказанно порадовало:
— Этот, который повыше, руки поднял и второму сказал, чтоб тот тоже сдавался. А тот — ни в какую! Ну мы на него, а первый гад… Ой! Не, не надо больше! Андрейку с хутора лягнул как-то хитро и через забор… Михась за ним. Хотел стрельнуть, значит. А тот не убежал, а за палисадом заховался… Ну и Михасю-то кадык долой да и винтарь забрал. А из него уже Ивана стрельнул. Ну и сбег, конечно. Такой-то прыткий. Да германы гранаты швырять начали. Все без толку, ей-богу… Мы потом опушку-то обшарили. Никого, ей-богу… Будто нежить какая…
* * *
Сразу после стычки меня пригласили «на беседу». Человек пятнадцать разновозрастных военных сидели, образовав круг, и старательно делали вид, что наслаждаются вкусовыми качествами лагерного завтрака. Внутри «оцепления» расположилась группа из пяти человек, главой которой, по всей видимости, был раненый командир, лежавший на самодельных носилках. Как я догадался? Ну не верю я, что у рядового может быть такое властное лицо!
Когда Михаил подвел меня к нему, тот показал рукой на землю рядом с собой.
— Кто таков? Из какой части? — спросил он, стоило мне только сесть.
— Антоном зовут. А откуда не помню. Контузия. Даже как сюда попал, не помню. И, это… Вот, подкрепитесь, товарищ командир, — я протянул ему брюкву.
— Тише ты! — пихнул меня танкист, а раненый пристально уставился мне в переносицу.
«Ну, в гляделки я играть могу хоть целый день!» — усмехнулся я про себя.
— За еду спасибо! — сказал командир и, забрав у меня из руки овощ, первым отвел взгляд.
— Товарищ? — я немного замялся, не зная, как назвать собеседника.
— Алексей, — подсказал мне собеседник.
— Товарищ Алексей, а какое сегодня число? И где мы находимся?
— Шестое сегодня. А это — пересыльно-фильтрационный лагерь. Где он точно находится, я не знаю, но по нашим, — он кивнул в сторону, — прикидкам — где-то западнее Слуцка.
— Наши, что на работы вчера ходили, говорят, что рядом — большое село. Трухановичи называется, — вступил в разговор Михаил.
— А что за работы? И «шестое» какого месяца? — «кося» под наивного, задал я очередной вопрос.
— Дорогу ремонтировали… — начал отвечать мне танкист, но «глава подпольного комитета», как я для себя окрестил «товарища Алексея», перебил его:
— Давайте, товарищ Антон, по порядку! Сначала вы на наши вопросы ответите, а уж там посмотрим.
Договор, на мой взгляд, выходил неравноправным, но делать нечего — они тут банкуют.
— Так как же я отвечу, если не помню ни черта?
— Но имя-то свое помните.
— Имя помню… А вот что было — не помню. Вы уж извините, товарищ Алексей.
Мой собеседник поморщился и вяло махнул рукой, «иди», мол.
Присев в сторонке, я решил немного вздремнуть — сил набраться и вообще. Но стоило мне задремать, как Миша-танкист растолкал меня:
— Э, хорош спать. Разговор есть.
— Ну?
— Не нукай, не запрягал! — отчего-то зло прошипел он. — Ты чего про работы расспрашивал? Бежать хочешь?
Пару секунд я помучился сомнениями, но потом ответил:
— Да. Мне здесь не нравится.
Михаил от такой формулировки обалдел настолько, что даже рот приоткрыл, правда, потом подобрал челюсть и спросил:
— А знаешь как?
— Нет, не знаю. Вы же мне ничего не рассказали.
— Смотри сюда, — и он начал чертить план щепкой на земле. — Возят в основном или на шоссе — воронки засыпать, или на железку — там бомбами насыпь разворотило… — он замолчал на мгновение. — И зря ты капитану ничего не рассказал.
Я изобразил лицом недоумение, мол, «отстаньте — не помню я».
Танкист покачал головой и продолжил:
— Охраны на «железке» немного, но место неудобное — с насыпи все вокруг простреливается. На шоссе — попроще, но там войска постоянно мотаются, при побеге моментом охране на помощь придут.
— А сколько рабочий день длится?
— Я сам только по одному разу пока ездил, но мужики говорят, что часов восемь чистой работы. Немчура боится допоздна нас там оставлять.
91 
