очень нудно 
46 
Уютный джентльменский клуб прекратил существование. Мирок, умозрительно собранный по кирпичику, разрушился. Лопнул. Со звоном посыпались жалкие осколки. Я должен повиноваться чьей-то грозной воле. Я – никто. Себе не принадлежу. Ничего не решаю. Моя жизнь находится в чужих руках.
Долго вели по полутемным лестницам и коридорам. Вдруг я оказался в той же части здания, с которой и началось мое знакомство с лефортовским казематом: в коротком коридорчике с десятком дверей. Две или три из них были приоткрыты. Некоторое время я просидел в том же боксе, где четыре недели назад тюремные клерки изучали мой задний проход. Затем меня снова вывели, только вместо щуплого вертухая перед собой я увидел двухметрового вояку в новом пятнистом хаки и черной маске. Огромные ладони лелеяли короткоствольный автомат. У бедра маячил пистолет в кобуре. Воин громко сопел носом.
Рядом с ним возник второй, легковооруженный; этот жестом фокусника извлек наручники, ловко пристегнул мою руку к своей и без лишних слов потащил вперед. Автоматчик, бряцая, затопал следом.
Открылась дверь. В лицо ударил солнечный свет. Шагнув, я обонял свежайший воздух и увидел в трех метрах от себя открытую дверь угловатого броневика. Ровно гудел работающий мотор. В нос ударил забытый запах выхлопных газов. Справа и слева стояли, прочно расставив ноги, еще два воина, вооруженные до зубов. Через прорези в масках на меня смотрели, не мигая, напряженные глаза. Большие пальцы лежали на рукоятках автоматных затворов. Стволы мне понравились – абсолютно новые, что называется, «в масле», АКСУ со складными прикладами. Если сегодня я буду застрелен, то из лучшего в мире оружия.
– Пошел!
Твердая ладонь сильно уперлась мне в затылок, и одновременно вторая, столь же крепкая, заломила предплечье, и я не вошел и не влез, но нырнул, устремляясь лбом, в полумрак автозека – первого в своей жизни.
Микроавтобус оказался столь же комфортабельным, как и сама тюрьма. Воздух кондиционировался. На стальном полу лежали опрятные резиновые коврики. Половину пространства занимали две стальные конуры – метр на полтора. Каждая закрывалась отдельной тяжелой дверью. Одетая по краям в черную толстую мягкую резину, эта дверь задвинулась за мной с глухим стуком. Я очутился в тишине и полумраке. Встать в конуре было нельзя, вытянуть ноги – тоже.
Тронулись.
Куда везут? Убивать? Мучать? Расстреливать? Отбирать все деньги? Отпускать на свободу с извинениями?
Ехали недолго, но медленно, часто притормаживая. Тело бронированного минивэна подрагивало. Спустя примерно час добрались. Конуру открыли, легковооруженный снова сковал мое и свое запястья и потянул меня прочь из утробы фургона.
Я спрыгнул на теплый тротуар и оказался посреди улицы. Неожиданно пришло острое ощущение неправильности окружающего пространства – оно ощутилось как чрезмерно большое. В панике я срочно поискал глазами привычные близкие стены, но не обнаружил. Потолок тоже отсутствовал – вместо него всем своим бескрайним объемом на меня стало стремительно падать пронзительное небо.
Какие-то мирные граждане в ярких одеждах остановились и повернули в мою сторону любопытствующие лица. Эхо множества гулких шумов заполнило мозг. Тысячи сильных энергий пронзили насквозь. Десятки оконных стекол невыносимо сверкнули. Город – живой, движущийся, испаряющий влагу, пахнущий бензином, листвой, парфюмерией, собаками, котами, табаком, жареной курицей, нагретым асфальтом, сверху накрытый исполинским синим куполом,– окружил меня с шестнадцати сторон. Зубы нижней челюсти заболели, все сразу.
Оглохший, ослепший, дезориентированный, с комом в сухом горле, я покачнулся и упал бы, – но конвоир поддержал меня за плечо.
– Тихо, тихо... – успокоил он меня, как трезвый успокаивает пьяного. – Отвык, что ли? Давно сидишь?
– Месяц.
– Не срок. У нас один полгода сидел, потом вывезли, вывели на улицу – блеванул...
Массивная двухстворчатая дверь.
Есть такие двери – трехметровой высоты, темного полированного дерева, потертые, с огромными ручками, открываемые с большим трудом,– посмотрев на них, всякий человек, будь он банкир или завхоз, без труда поймет, что войти сюда очень легко, а вот выйти уже гораздо, гораздо труднее. Вот это как раз такая дверь и была.
Рядом, на стене, вывеска. Желтые буквы на черном фоне: «Генеральная прокуратура Российской Федерации». Внутри – охрана. Просторный вестибюль. Снуют люди в пиджаках. Белые рубахи, красные папочки под локтями. Легковооруженный потащил меня по лестнице вверх. Автоматчики прикрывали тыл. Два или три серых пиджака прижались к стене, чтобы пропустить процессию.
46 
