112 
Борис ухмыльнулся. Кактус ждал этой вялой мокрой ухмылки; когда заглатываешь пищу, нужна особая эмоциональная атмосфера, нужны простые радости, вечные: алкоголь или другой простой дурман, и мясо с кровью, и женщины. Надо отмотать назад пять тысяч лет истории, надо напомнить поедаемому, что не в том его предназначение, чтобы покупать и продавать глупые железяки, а в том, чтобы насыщаться плотью слабых. А однажды, когда настанет момент, насытить своей плотью кого-то более сильного.
– Но пока, – он налил в обе рюмки, тяжело вздохнул, – надо еще кое-что обсудить. Ты только не нервничай, не кричи, волосы на себе не дергай, проблема серьезная, но мы с тобой справимся, можешь быть уверен... Помнишь, я говорил тебе про ментов, которые поймали вора? Который выставил твою хату?
Борис кивнул.
«Совсем бледный, – подумал Кактус. – Трудно парню. Не умеет выслушивать плохие новости. Не научили. А меня научили, еще в Караганде, в роте охраны. Плохие новости надо выслушивать, как анекдот. А выслушав – хохотать, от всей души. Открытым сердечным смехом любую беду встречать».
– Те менты вчера звонили. На тебя бумажка пришла. Допросить.
Он взял со стола записную книжку, раскрыл.
– Знаешь такого – Магомеда Магомедова?
Сладкий мальчик пожал плечами.
– Он у меня квартиру снимал.
– Правильно. Только сейчас этот Магомедов не снимает чужих квартир, а живет в казенном доме, бесплатно. Арестован за хищение государственного имущества.
– А я тут причем?
– Магомедов дал показания. На протяжении пяти лет расходовал бюджетные средства родной республики. Жил на широкую ногу. В том числе арендовал квартиру на Котельнической набережной, рядом с метро «Парк культуры». Твою то есть. И есть еще показания его сожительницы, Оксаны Половинчук... девяносто второго года рождения, между прочим, то есть этой няшке восемнадцать лет, а нехорошему человеку Магомедову – пятьдесят, и на родине у него две жены и пятеро детей... В общем, есть протокол. Магомедов сказал, что платил тебе каждый месяц по сто семьдесят тысяч рублей.
– И что? Я же не знал, что он украл эти деньги.
Кирилл кивнул.
– Конечно, не знал. Но за пять лет ты получил от Магомедова и его подружки больше десяти миллионов рублей, а налог не заплатил.
– А кто его платит? Вся Москва сдает квартиры. И никто ничего не платит. Квартира – моя, что хочу – то и делаю, какой налог?
– Подоходный, – сказал Кактус. – При чем тут вся Москва? Ты попался, понял? С тебя взыщут подоходный налог, там почти полтора миллиона рублей набежало! У тебя есть такие деньги?
– Нет. И взять негде.
– Как негде? У тебя – бизнес, у тебя – джип. У тебя холодильник и домашний кинотеатр...
– Ну не заберут же они холодильник, что за чепуха...
– Заберут, Борис. Еще как заберут. Придет судебный пристав – и заберет, что захочет. Я тебе по секрету скажу, сейчас за это дело серьезно взялись. За тех, кто квартиры сдает. Это же крупнейший черный рынок, там сотни миллионов долларов, если не миллиарды. Менты говорят, сверху спустили указание: ловить и наказывать по всей строгости...
Борис вдруг вскочил, вышел на середину комнаты, развел в стороны руки, спортивно втянул носом воздух. «Вот с таким лицом он штангу тягал, – подумал Кирилл. – Все-таки есть в нем что-то. Упрямство, желание. Твердый кусок. Сладкий, да, однако во рту таять не будет. Долго жевать придется. Хорошо змеям, они глотают, не жуя. Что не получилось переварить – отрыгивают к черту...»
Под его взглядом сладкий мальчик несколько раз мощно потянулся, запрокинул голову, издал длинный хриплый стон.
«Так человек переживает приступ отчаяния. Изо всех сил пытается самообладание восстановить... А что такое самообладание, если не пожирание себя?»
Глаза Бориса сделались больными, щеки побелели.
– Это... – тихо произнес он, – это... ну, как бы... пиздец.
Вразвалку вышел в коридор. Скрипнула дверь ванной. Кактус посмотрел на часы и позвонил в ресторан, заказал четыре порции баранины, сухого вина, хорошей дорогой водки, дыню, минеральной воды, фирменных груш на гриле. Потом набрал номер Катерины, позвал, попросил взять с собой Викторию или, если Виктория не сможет – Наташу; обрадованная женщина счастливо захихикала. «Может, – спросила, – тебе обеих, и Наташу, и Викторию?» – «На твое усмотрение, дорогая», – ответил Кирилл.
Конечно, захихикаешь, если живешь с безработным супругом и нервной двенадцатилетней дочерью в шестнадцатиметровой комнате, имея в соседях маму, сожителя мамы и бабушку, умело изображающую маразм. Не считая двух кошек. Захихикаешь, если годами кормишь эту братию на зарплату мерчандайзера в супермаркете «Спар» и буквально ничего не можешь себе позволить, а потом вдруг появляется вежливый доброжелательный мужчина, расслабленно обитающий в огромной квартире, без кошек и бабушек, всегда готовый предложить гостье ужин, бокал чинзано, веселую беседу и несколько крупных купюр по благородной схеме «отдашь, когда сможешь».
112 
