117 
Ртутно сверкали спины рельсов, а чуть дальше различалась в полумраке надпись на заборе; забор был свежепокрашен, но буквы – еще свежее:
ПОДЧИНЯЙСЯ.
ПОТРЕБЛЯЙ.
ПОДОХНИ.
Потом Кирилл допустил небольшую ошибку, задумался, расслабился, и когда подошел поезд – оказалось, что Борис уже отключился. Пришлось надавать ему пощечин, практически на горбу втащить в тамбур, здесь бедолага вроде бы оклемался, оттолкнул заботливую руку старшего товарища, промычал, что «сам», но когда вагон дернулся, вестибулярный аппарат подвел малого, и он наблевал.
– Ничего, ничего! – провозгласил Кактус, протягивая ему платок. – Правильно. Зато полегчает.
Прошли в полупустой вагон. Рухнув на сиденье, Борис опять закрыл глаза, но Кактус уже был начеку и ударил его по щеке.
– Не спи, дурень! Скоро приедем. Соберись давай. Как тебя Мила увидит в таком виде?
– Мила, – сказал сладкий мальчик. – Мила, она... ну, как бы... Я ее...
– Да, – ответил Кактус. – Ты – ее, она – тебя. А я – вас обоих. Всё нормально.
И поймал укоризненный взгляд маленькой старухи, сидящей напротив, через проход. Старуха нахмурилась и строго спросила:
– Что ж ты, мужик, парнишку бьешь?
Кактус засмеялся, поправил Борису воротник.
– Эх, бабуля. Какой он парнишка, ему четвертый десяток. Вон, мышцы какие, гляди... А бью, потому как молодежь воспитывать положено. А понимают они нынче – только через подзатыльник.
Старуха была маленькая, совсем ветхая, одетая с незамысловатой сельской практичностью, но глаза смотрели ясно, упрямо.
– Отведи его до дома, – возразила она. – И там воспитывай. А на людях нельзя.
И поджала корочки маленьких губ.
– Прости, мать, – сказал Кактус. – Не хотел я тебя расстроить.
– Не хотел, да расстроил. Глянь на себя, какой из тебя воспитатель? Иди давай отсюдова! А ты, паренек, – она повернулась к Борису, – зачем с ним водишься? Его ж беси ядять!
– Замолчи, старуха, – произнес Кактус. – Мои бесы, не твои. Пусть едят, чего им хочется.
– Эх, – печально сказала бабка. – Беда твоя большая. Не ядять они тебя, а съели уже.
– Умолкни, старая ведьма!
– А теперь через тебя они его съесть хочут.
– Умолкни, – прорычал Кактус. – Поняла, нет? А то придушу прямо здесь.
Но старуха не испугалась.
– Погубленный ты, – негромко сообщила она. – Теперь других губишь.
Кактус посмотрел вперед и назад. Острый ножичек грел бедро и даже почти шевелился, предлагал себя, шептал – возьми меня, ударь, бабушка и так зажилась, слишком далеко зашла, слишком ясно видит, слишком хорошо понимает. Но в начале вагона сидели двое, взрослые, спокойные, он и она, в приличных брезентовых куртках, да еще с собакой – видимо, с дачи возвращались, а в конце вагона – группа тощих длинноволосых мальчишек с гитарными футлярами, начинающие рокеры, концерт давали в каком-нибудь пригородном клубике, – самый неудобный, ненавидимый Кактусом народ, слишком чистые лица, такие не отвернутся, такие всё запомнят и милицию позовут, если надо.
Он встал, рванул сладкого мальчика.
– Пошли отсюда.
– Паренек, – позвала старуха, глядя на Бориса, – зачем его слушаешь? Беги от него, пропащий он... Нельзя тебе с ним...
Но мальчик только жалко ухмыльнулся. Кактус развернул его в проход, подтолкнул в спину.
– Пошли. Приехали почти.
За окнами действительно уже сверкала и суетилась вечерняя Москва. До конечной Кактус решил не ехать, на Павелецком вокзале грязный и заблеванный Борис мог обратить на себя внимание патрульных. Сошли в Нижних Котлах, добрели до метро.
– Звони Мудвину, – велел Кактус. – Скажи, что мы скоро будем.
Борис повиновался, спустя полминуты неуверенным детским жестом протянул телефон.
– Не отвечает.
– Что значит «не отвечает»? Договорились же: в одиннадцать.
Борис повторил, потом набрал домашний номер.
– Не берет трубку.
– Ну, и как с вами дело иметь? – раздраженно спросил Кактус. – Тоже мне, деловые. Забил стрелку и пропал. Пойдем, сядем в кафе каком-нибудь. Будем звонить, пока не дозвонимся.
Но в кафе их не пустили. Точнее, они уже сели за столик, однако официант – щуплый хлопчик – отказался обслуживать грязного посетителя с побитой мордой и позвал охрану. Пока приближался уверенный бык в мешковатом черном пиджаке, Кактус выскользнул из заведения, отошел на двадцать шагов, облокотился на крышу чужого авто и насладился шикарным зрелищем.
117 
