ГЛАВА ПЯТАЯ

В город они въехали в полном молчании. Джаред во все глаза смотрел по сторонам. Изумлению его не было предела. Ему и раньше доводилось бывать в небольших городках, но этот был точной копией рождественской открытки. На дверях викторианских домиков с белыми заборами висели веночки из еловых веток. Уличные фонари и парковочные столбики были украшены декоративными лентами. На деревьях — разноцветные лампочки. Во двориках то и дело мелькали фигурки Санты и оленей.

Элиз вынула из сумочки письмо.

— Нам надо заехать к юристу за ключами.

— В письме указано, где он живет?

— Мэйн-стрит.

Отыскав нужный адрес, они поднялись на крыльцо и вошли в дом. Пол приемной застилал пушистый персидский ковер. Стены были заставлены шкафами с папками. Напротив входа стоял старинный стол, за которым сидела женщина лет пятидесяти. Заметив посетителей, она любезно улыбнулась и проговорила:

— Чем могу вам помочь?

— Я Элиз Макдермот.

Лицо женщины осветилось радостью.

— Внучка Деби Макдермот?

— Да.

Взяв телефонную трубку, она нажала пару кнопок.

— Мистер Коллинз, пришла внучка Деби Макдермот, — она помолчала и продолжила: — Хорошо.

Положив трубку, женщина повернулась к ним с гостеприимной улыбкой.

— Проходите, — она кивнула в сторону ребенка. — Я с радостью посижу с вашей малышкой, пока вы будете разговаривать с мистером Коллинзом.

Повинуясь внутреннему инстинкту, Элиз лишь крепче прижала девочку к себе:

— Спасибо, не надо. Мы справимся.

В кабинете к ним навстречу поднялся юрист с густой белой шевелюрой, усами и розовыми щеками.

Джаред невольно улыбнулся: ну просто настоящий Санта-Клаус!

— Добрый день, Элиз. Добрый день, мистер. Я Джордж Коллинз. Садитесь же, садитесь! — и он указал на два огромных шикарных кресла напротив стола.

Элиз не приняла приглашения.

— Мы очень долго ехали и порядком устали, поэтому были бы очень признательны, если бы вы просто дали нам ключи.

Джордж вежливо сказал:

— Конечно, — и взялся за ручку ящика стола. — Надеюсь, у вас есть с собой документы, подтверждающие вашу личность, Элиз Макдермот.

— Да, конечно, конечно, — Она порылась в сумочке. — Вот, пожалуйста.

— Отлично. — Юрист передал ей ключи вместе с документами. — Позолоченный ключ — от дома. Остальные — от подсобных помещений. Приходите завтра, и мы подпишем все официальные бумаги по продаже дома.

Элиз собралась уже уйти, но Джаред вознамерился все узнать до конца.

— Простите, мистер Коллинз, Элиз не знала свою семью. Поэтому не могли бы вы ответить на пару вопросов? — быстро проговорил он, не давая Элиз вставить ни слова. — Ее отец здесь? И есть ли у нее братья, сестры или другие родственники?

Элиз замерла. Она понимала, что Джаред старается ради нее, и все же напрасно он влезает не в свое дело.

Мистер Коллинз сочувственно улыбнулся.

— У вас есть время?

Элиз открыла рот. Время? Да речь идет не о времени, а о терзавшем ее душу страхе. Судя по лицу стоявшего перед ними мужчины, новости ее ждали не из лучших.

Она попыталась улыбнуться.

— Да, время у меня есть.

Мистер Джаред выдохнул:

— Ваш отец умер, а других родственников у вас нет.

Колени Элиз задрожали, и она обрадовалась, что Джаред рядом. Он помог ей опуститься на одно из массивных кресел.

— Простите, Элиз, мне неприятно сообщать вам об этом, но участок перешел вам по правилам наследства, — продолжил говорить юрист. — Никакого завещания не было. Все знали, что единственный сын Деби Макдермот умер много лет назад. Мы наняли частного агента, как делаем обычно в таких случаях, чтобы он разыскал кого-нибудь, и уже ожидали, что его расследование ничем не закончится, а состояние отойдет городским властям. Однако вот вы здесь. Найти свидетельство о браке ваших родителей и свидетельство о вашем рождении было делом времени, — он тихонько рассмеялся. — Вот вас разыскать было куда трудней. Нам пришлось покопаться, чтобы наконец отыскать ваши водительские права, а по их номеру уже и вас.

— Моя бабушка не оставила завещания? — в ужасе прошептала Элиз, едва в силах разговаривать. До нее с трудом доходило, что вот теперь она точно и окончательно осталась на этой земле одна. О ней даже никто не вспомнил. И теперь не вспомнит.

  17