очень нудно 
97 
Потом гадание на кофейной гуще мне надоело вконец; я вызвал из памяти секретаря рецепт наркоктейля и, выставив сторожевые настройки на максимум — вывести меня из забытья при малейшем шорохе, — под ненавязчивую музыку погрузился в теплое, уютное облако галлюцинаций.
В чувство я пришел оттого, что кто-то тихонько звал меня по имени. Первым делом посмотрел на часы — всего сорок минут миновало? Если так пойдет дальше, то три дня до прибытия покажутся мне вечностью… Потом сознание связало интонации с именем, и я, несмотря на половинное тяготение, не без труда приподнялся на койке.
— Госпожа Новицкая? — отозвался я тоже вполголоса.
— Так вы здесь? — В голосе империалистки слышалось неподдельное облегчение. — Я пыталась звать Дебору, но та не отзывается. Или ее бросили…
— Вы давно пришли в себя? — Мне было немного стыдно оттого, что я не подумал о своих спутницах раньше. В голову не пришло, что они тоже могли оказаться в плену. Должно быть, мания величия за работой — подсознательно считал себя самой важной птицей из нас троих. Выходит, обманулся.
— Минут пять назад, — созналась Новицкая. — Меня, правда, уложили после вас.
— Я бы заглянул к вам в каюту, — сознался я, — но наша надзирательница приказала мне оставаться на месте, а после того, как она изрядно покопалась у меня в нейраугменте, нарушать ее распоряжения мне что-то боязно. Проверьте, кстати, состояние своего.
— Все перелопачено, — донеслось до меня пару секунд спустя, — словно Мамай прошёл. И я не могу выйти в корабельный лос.
— Я уже могу, — отозвался я, — но это мало помогает. Мы, если заметили, уже летим.
— М-да… — только и ответила Новицкая.
— Будьте любезны, — Линда Тоомен прорисовалась у меня на роговице без приглашения, — беседовать в лосе. Твой доступ, Катя, я открыла. Имейте в виду, что акустика в этом летающем гробу отменная, так что даже ваш театральный шепот слышен от носа до кормы. Вы отвлекаете доктора Тоу.
Вот и всё в пользу конспирации.
Значит, прекурсолог тоже с нами. Теперь я был почти уверен, что и Дебора Фукс лежит в соседней каюте и не откликается только потому, что не пришла покуда в сознание. Или уже его потеряла.
Несколько часов протекли в той же томительной неопределенности. Линда Тоомен проползала через колодец мимо моей распахнутой двери то туда, то сюда, всякий раз сбрасывая мне на аугмент что-нибудь саркастическое. Один раз подсунула к изголовью паек — я готов был поклясться, что один из тех, которые я не так давно упихивал под сиденье коптера, но все равно сожрал; вначале едва дождался, покуда содержимое разогреется, а потом так долго воевал с выпадавшей из криво перевязанных пальцев вилкой, что доедать пришлось холодным. Ну и пусть, зато секретарь перестал подмигивать тревожным индикатором, предупреждая, что гипогликемическая кома не за гори мм.
Беседовать с Катериной Новицкой, зная, что каждое слово беспременно будет записано и проанализировано, мне не хотелось. Никакой полезной информации из лоса почерпнуть не удалось. Даже обширяться не было никакой возможности, потому что всякий раз, как Линда Тоомен проносилась по трубе-коридору, звонко хлопая ладонями по перекладинам, бдительный секретарь перекрывал подачу наркотика в кровь. В конце концов я взялся слушать музыку, благо в твердопамяти аугмента хватило бы файлов на всю дорогу до Самаэля и обратно.
Разумеется, музыка была старинная. Копирайтная революция середины двадцать первого века, закрепившая де-юре уже полвека существовавшее к тому времени право невозбранно переписывать все, что поддаётся копированию — а что оставалось делать, когда системы зашиты файлов показали свою несостоятельностъ? — выбила финансовую почву из-под ног дотоле прибыльной индустрии. Зарабатывать деньги теперь можно было только на «живых» концертах; звуковой или видеофайл не стоил ничего. Как после любой экологической катастрофы, лучше всего пережили вымирание наглые и жизнеспособные ублюдки невыносимого для ушей авангарда — с популярной музыкой случилось то же, что за сто лет до того перенесла, да так и не оправилась от удара, классическая. А появление нейритма, альфа-дэнса, спиналь-акцента и прочих разновидностей игры на нервах окончательно отодвинуло музыку на задворки, в убогое царство любительства и дилетантизма. Чем слушать жалких подражателей мастерам прошлого, я предпочитал наслаждаться оригиналами.
97 
