95 
Подминая подлесок, вездеход катил по руслу ручья. Другого способа проехать сквозь дикую чащу не было.
Глыбов посмотрел в окно и спросил:
– Так что насчет молодого вождя?
– Не волнуйтесь, – ответил Гоша, – будет вам молодой. Видели рыжего Федяя? Это большой ловкач. Он вроде бы при старом вожде, но в любой момент готов переметнуться к молодому. У нас уговорено, что я доеду до условленного места и буду ждать. Федяй устроит встречу. Молодому нужно оружие. Кстати, насчет повидла он тоже не дурак. Не говоря уже про женщин. Думаю, мы его уломаем…
– Хорошо. – Глыбов кивнул. – Молодой даст согласие. А старый?
– Старый не пойдет против собственного сына.
– Слушай, старшина, – перебил Муса. – Не обижайся, но ты всех нас утомил. Тебя послушать – здесь у дикарей жизнь сложнее, чем в Москве. Повидло, берданы… Хочешь, я все решу один? По-своему? Зайду к этому мохнатому аксакалу, дам очередь в потолок – разбегутся все. И старые, и молодые.
– Исключено, – отрезал доктор Смирнов. – Никакого насилия. И насчет девушки – тоже.
– Девушка уже согласна, – возразил Муса. – Ей интересно и весело. Спросите сами.
– Не буду я у нее ничего спрашивать. – Доктор состроил постную гримасу. – Все это одно большое безобразие. Зачем вы ее в багажнике возите?
Сибирский партизан засмеялся:
– Это не безобразие, доктор. Это жизнь. Какая ей разница, где валяться? Здесь, в лесу, с дикарями или в Сибири с уголовниками? Или, допустим, в багажнике? Я там ей одеяло постелил. Согласитесь – при дикарях ей будет лучше. Если я ей скажу, что этот лес и есть Сибирь, а бородатые мужики – осужденные травоеды, она так и будет думать.
– Черт знает что, – пробормотал Смирнов и отвернулся.
– Ладно вам, – поморщился Глыбов. – Бросьте ваши интеллигентские сомнения. Вы беспокоитесь насчет одной конченой дурочки, а в это время миллион таких, как она, в Москве сходят с ума и продают себя за полграмма сырой мякоти. Мы не можем спасти всех, но спасаем кого можем. И как можем.
Смирнов не ответил.
– Приехали, – объявил Гоша Деготь. – Пойдемте.
Вездеход встал посреди поляны.
Вылезли, размяли ноги. Прислушались к птичьим воплям, прищурились на солнце. Муса открыл багажный отсек, помог сонной пассажирке.
– Хороший лес, – громко произнес Глыбов. – Мне нравится. Смотрите, какие мхи. Нога тонет.
– Ай! – вскрикнула Илона. – И правда тонет. Круто!
– Вы не особо разгуливайте, – предупредил Гоша. – Тут повсюду змеи.
– Я слуга Худого Петуха, – насмешливо заметил Муса, – меня змеи не тронут. А вообще я согласен. Здесь хорошо. Что скажете, господин Герц?
Савелий улыбнулся. Уже полгода к нему никто не обращался по фамилии.
– Господа в Москве, – пошутил он.
Ему тоже нравилось в лесу. Здесь была империя хлорофилла, здесь был понятный и простой порядок: если ты вырос – ты забрал себе свет прозрачный, а если не вырос – значит, ты – лишайник или мох. Или, например, папоротник.
– Опа, – вдруг тихо произнес Муса. – А вот и они.
Глыбов вздрогнул.
– Только не вертите головами, – сквозь зубы прошептал Муса. – Двое справа, один слева, остальные у нас за спиной. Ты бы, Гоша, им крикнул, чтоб показались. Дай понять, что мы их видим.
– Эй! – позвал Гоша. – Митяй! Федяй! Доброго дня!
Ничего не произошло.
– А почему – «Митяй»? – спросил Глыбов, перехватывая автомат. – Старый вождь тоже вроде был Митяй?
– Ну да, – ответил Гоша. – Тот Митяй старый, а этот – Митяй молодой.
– Стало быть, Дмитрий Дмитриевич, – пробормотал Смирнов. – Вот, я их вижу. Выходят.
Свита молодого Митяя состояла из семи молодцев, совсем юных, безбородых. Все широкоплечие и мускулистые, но мышцы их, конечно, ничего общего не имели с мускулатурой спортсменов-атлетов, никаких рельефных бугров, никакой красоты – грубые жилы под темной кожей, мощные зады, жировые запасы возле талии. Двое сжимали в руках антикварные ружья с грубо обтесанными самодельными прикладами, остальные были вооружены мощными копьями либо помахивали суковатыми дубинами.
Предводитель – парняга лет семнадцати, поперек себя шире – оглядел камуфлированных переговорщиков и заулыбался. Грудь предводителя пересекал шрам, несколько передних зубов отсутствовали, но глаза были красивые, васильковые. Отчаянные. Интересный мальчишка, подумал Савелий. До краев переполнен дерзостью. Двигается мощно, дышит носом. Славянская круглая рожа, щеки в шелковистом пуху, и просвечивает румянец. Трепещет мясо ноздрей. В цивилизованной Москве такой парень давно бы шел по кривой дорожке, примкнул к «друзьям», валил бы ночами стебли, смеясь и наслаждаясь жизнью.
95 
