101 
Или когда Эд Эммерли, дьякон церкви Вечной Славы, потерял работу именно в тот момент, когда его сыну так нужна была дорогостоящая операция на позвоночнике.
После неожиданного визита Зои я молился о том, чтобы принять правильное решение, но тут все не так просто — не белое и черное. Мы едины в одном: для нас в этой клинике хранятся не просто замороженные клетки — это будущие дети. Может быть, наши убеждения имеют абсолютно разную подоплеку (мои — религиозную, ее — личную), но, как бы там ни было, мы не хотим, чтобы эти эмбрионы смыли в унитаз.
Я откладывал неизбежное, согласившись на их заморозку, оставив их судьбу в подвешенном состоянии.
Зои хочет дать им шанс жить — шанс, который заслуживает каждый ребенок.
Даже пастор Клайв встал бы на ее сторону в этом вопросе.
Но он, возможно, не на шутку разозлился бы, если бы я сказал ему, что этот будущий младенец будет жить с двумя матерями-лесбиянками.
С одной стороны, Господь напоминает мне, что нельзя убить будущую жизнь. Но какая жизнь ожидает этого невинного ребенка в однополой семье? Я к тому, что прочел книги, которые дал мне пастор Клайв, и мне абсолютно ясно — равно как и ученым, чьи труды цитировались, — что гомосексуализм не заложен в человеке биологически, а возникает под влиянием окружающей среды. Вы знаете, как размножаются геи, не так ли? Поскольку они не могут делать это так, как сказано в Библии, они вербуют людей. Именно поэтому церковь Вечной Славы так категорично настроена против учителей-гомосексуалистов — их бедные ученики неизбежно должны погрязнуть в пороке.
— Добрый день, Макс, — слышу я, поднимаю голову и вижу идущего со стоянки пастора Клайва с коробкой из кондитерской. Он не пьет и не курит, но имеет слабость к канноли[13]. — Не желаешь отведать кусочек райского блюда из «Федерал-хилл»?
— Нет, спасибо. — Солнце за его спиной сияет, словно нимб над головой. — Пастор Клайв, у вас найдется минутка?
— Разумеется, пойдем внутрь, — приглашает он.
Я следую за ним мимо секретарши церкви, которая предлагает мне шоколадный батончик «Поцелуй от Херши» из вазы на своем письменном столе, в его кабинет. Пастор Клайв перерезает ленточки на коробке охотничьим ножом, который носит на поясе, и достает одно пирожное.
— Все еще не соблазнился? — интересуется он, а когда я качаю головой, слизывает крем с одного бока. — Благодаря этому, — говорит он с набитым ртом, — я знаю, что Бог есть.
— Не Бог же испек эти пирожные. Их испек Большой Майк из «Братьев Сиало».
— А Большого Майка создал Господь. Все зависит от того, как посмотреть. — Пастор Клайв вытирает рот салфеткой. — Что гнетет тебя, Макс, сегодня?
— Моя бывшая жена только что сообщила, что вышла замуж за женщину и хочет использовать наши эмбрионы, чтобы завести ребенка.
Мне хочется прополоскать рот. От стыда во рту горечь.
Пастор Клайв медленно откладывает пирожное.
— Понятно, — говорит он.
— Я молился. Знаю, что ребенок заслуживает того, чтобы жить. Но не так… не таким образом. — Я опускаю глаза. — Возможно, мне не удастся спасти Зои и в Судный день она попадет в ад, но я не позволю, чтобы она забрала с собой нашего ребенка.
— Вашего ребенка, — повторяет пастор Клайв. — Макс, неужели ты не слышишь? Ты сам только что сказал, что твоего ребенка. Вероятно, твоими же устами Господь дает тебе понять, что настал твой черед взять ответственность за эти эмбрионы на себя, чтобы ими в конечном счете не завладела твоя бывшая жена.
— Пастор Клайв, — обеспокоенно говорю я, — я не готов стать отцом. Посмотрите на меня. Мне еще расти и расти.
— Нам всем еще нужно расти. Но взять ответственность за жизнь этого ребенка не обязательно означает то, о чем ты подумал. Чего бы ты хотел для этого ребенка больше всего?
— Чтобы он рос в окружении любящих папы и мамы, наверное. Которые могли бы дать ему все необходимое…
— И которые были бы добрыми христианами, — закончил пастор Клайв.
— Да! — восклицаю я и поднимаю на него глаза. — Такими, как Рейд и Лидди.
Пастор Клайв обходит письменный стол и присаживается на его край.
— И которые уже много лет стараются, чтобы Бог благословил их собственным ребенком. Ты же молился за своего брата и невестку, верно?
— Конечно, молился…
— Ты же просил Господа, чтобы он подарил им дитя?
Я киваю.
— Что ж, Макс. Если Господь закрывает дверь, то только для того, чтобы открыть окно.
Лишь однажды в жизни у меня случилось такое «тучи-раздвинулись-и-выглянуло-солнце» озарение, как сейчас: тогда я лежал в больнице, и пастор Клайв помог мне развеять дым и все наносное, чтобы я смог увидеть Христа настолько близко, что можно было бы его коснуться — только руку протяни. Но теперь я вижу: Зои пришла ко мне потому, что у Всевышнего были на меня планы. Если я не способен сам вырастить этого ребенка, по крайней мере, я знаю, что о нем будет заботиться моя плоть и кровь.
101 
