79 
— Не думаю, что она захочет слышать то, что ей скажет церковь.
— А я и не говорил, что это будет простой разговор, Макс. Но речь не о сексуальной этике. Мы не против геев, — утверждает пастор Клайв. — Мы за Христа.
Если посмотреть с этой точки зрения, все становится просто и понятно. Я преследую Зои не потому, что она делает мне больно, не потому, что мне обидно. Я всего лишь пытаюсь спасти ее душу.
— И что мне делать?
— Молиться. Зои должна признать свой грех. А если не сможет, молись за то, чтобы это произошло. Нельзя насильно привести ее к нам, нельзя навязать помощь. Но можно показать ей другой путь. — Он садится за стол и листает перекидной календарь. — Среди наших прихожан есть те, кто поборол нежеланное влечение к своему полу и держится за христианское мировоззрение.
Я думаю о нашей пастве — счастливые семьи, улыбающиеся лица, свет в их глазах, который идет, я уверен, от Святого Духа. Эти люди мои друзья, моя семья. Я пытаюсь догадаться, кто вел гомосексуальный образ жизни. Может быть, Патрик, парикмахер, который надевает воскресный галстук в тон блузы своей жены? Или Нил, который работает поваром-кондитером в пятизвездочном ресторане в центре города?
— По-моему, ты знаком с Паулиной Бриджмен? — спрашивает пастор Клайв.
Паулина?
Не может быть!
Мы с Паулиной только вчера чистили морковь, готовя пирог с курицей для церковного ужина. Это невысокая девушка с вздернутым носиком и выщипанными бровями. Она жестикулирует при разговоре. Мне кажется, я всегда видел ее в розовом.
Когда я думаю о лесбиянках, мне представляются крепкие и воинственные женщины с коротко остриженными волосами, в мешковатых джинсах и фланелевых рубашках. Конечно, это сложившийся стереотип… тем не менее ничто в Паулине Бриджмен не указывало на то, что раньше она была лесбиянкой.
Но, с другой стороны, в Зои тоже ничто меня не насторожило.
— Паулина искала помощи в «Исходе»[11]. Раньше она рассказывала на ежегодных конференциях экс-геев о том, как нашла свободу от гомосексуализма. Думаю, если мы попросим, она с радостью поделится своим опытом с Зои.
Пастор Клайв пишет телефон Паулины на бумаге для заметок с липким краем.
— Я подумаю, — уклончиво отвечаю я.
— Я бы сказал: «А что ты теряешь?» Только сейчас важно не это. — Пастор Клайв ждет, пока я посмотрю ему прямо в глаза. — Важно то, что может потерять Зои.
Вечное спасение.
Даже если она мне больше не жена.
Даже если она меня никогда не любила.
Я беру у пастора Клайва лист бумаги, сворачиваю его пополам и кладу себе в бумажник.
Ночью мне приснилось, что мы с Зои все еще женаты, она лежит в моей постели, и мы занимаемся любовью. Я провожу рукой вверх по ее бедру до изгиба талии. Зарываюсь лицом в ее волосы. Целую ее в рот, в шею, в грудь. Потом опускаю взгляд на свои руки, лежащие у нее на животе. Это не мои руки! Во-первых, на большом пальце кольцо — тонкое золотое колечко. И красный лак на ногтях. «Что случилось?» — спрашивает Зои. «Что-то не так», — отвечаю я ей. Она хватает меня за руку и крепче прижимает к себе. «Все в порядке». Но я, спотыкаясь, иду в ванную и включаю свет. Гляжу в зеркало — оттуда на меня смотрит Ванесса…
Когда я просыпаюсь, простыни мокрые от пота. Я вылезаю из кровати, иду из гостевой спальни дома Рейда в ванную (намеренно не глядя в зеркало), умываюсь и подставляю голову под струю воды. Теперь мне точно не уснуть, поэтому я направляюсь в кухню перекусить.
К моему удивлению, в три часа ночи не я один не сплю.
За кухонным столом сидит Лидди и сжимает в руках салфетку. Поверх ночной сорочки она накинула тонкий белый хлопчатобумажный халат. Лидди на самом деле носит ночные сорочки — рубашки, сотканные из тончайшего хлопка с крошечными розочками, вышитыми на воротнике и подоле. Зои обычно спала голой, а если что-то и надевала, то одну из моих футболок и широкие спортивные трусы.
— Лидди, — окликаю я, и от звука моего голоса она вздрагивает. — С тобой все в порядке?
— Макс, ты напугал меня.
Она всегда казалась мне слишком хрупкой — приблизительно такими я представляю себе ангелов: прозрачными и изящными, слишком красивыми, чтобы ими можно было долго любоваться. Но сейчас она выглядит разбитой. Под глазами залегли темные круги, губы потрескались. Руки, когда она перестает рвать салфетку, подрагивают.
— Тебе помочь? Довести до кровати? — мягко спрашиваю я.
— Нет… я в порядке.
79 
