очень нудно 
39 
Секретарь пожал плечами.
– Не знаю, господин поручик. Что мне поручено, то я вам и передал. Далее сами разбирайтесь…
– Хорошо… Разберусь… – недовольно проворчал Полянский. И когда дверь за секретарём затворилась, добавил: – Ох, не любит Павел Христофорович дела из полиции получать… Ох, не любит…
Поручик сел за стол, положил перед собой рапорт и начал с особенным тщанием его читать.
– Так, так… – потянул он. – Стало быть, предположительно Полина Ивановна Агафонова, мещанского сословия, отравила своего сожителя Николая Владимировича Жукова… Тоже мещанина… Интересно получается… А по какой причине? Ревность? Деньги? Неприязнь? Неизвестно…
На какой-то момент Полянский задумался: «А не тот ли это Николай Владимирович Жуков, которого я встречал в салоне мадам Либуш? Так у него же остались связи в криминальном мире… Может, кто из бывших подельников и отравил его?.. Наиболее популярный мышьяк мучает жертву несколько дней кряду. А тут кашель и смерть в течение нескольких часов… Кому-то Жуков дорогу перешёл… Так он ещё и заядлый картёжник… Могли и отомстить за крупный выигрыш…»
– Что ж, придётся разбираться. Для начала отправлюсь в полицейский участок, что на Арбате. Надобно допросить мещанку Агафонову.
* * *
Напротив поручика Полянского за деревянным столом сидела Полина Агафонова. Глаза её от пролитых слёз припухли и покраснели, искусанные губы потрескались.
– Вы, сударь, из жандармских будете? – робко поинтересовалась молодая женщина и шмыгнула носом.
– Из них…
– А в каком вы чине?..
– Поручик… – ответил Полянский, внимательно разглядывая предполагаемую отравительницу. Мещанка Агафонова была на редкость хороша, даже несмотря на зарёванный вид: круглолицая, голубоглазая, губы полные… Волосы пшеничного цвета заплетены в толстую длинную косу, которую та теребила от волнения.
– Расскажите мне о ваших отношениях с покойным Жуковым, – попросил поручик.
Полина пожала плечами.
– А чё тут рассказывать, господин поручик, сожительствовали мы… Невенчанные были… Два года, как Николай снимал квартиру в Бахметьевском… Никогда мы не ругались, то консьерж может подтвердить или соседи. Жили спокойно… – сказала она и всхлипнула.
– Два года, говорите. А до этого…
– До этого мы и знакомы не были. Я жила с матушкой в Чертольском, покуда та не померла, да не оставила мне ничего… Деваться было некуда… Так я и попала в бордель… Там и с Николаем познакомилась.
Полянский насторожился.
– Вы имеете в виду салон мадам Либуш?
Женщина кивнула.
– Да. Я там недолго клиентов обслуживала. Приглянулась Жукову, он меня оттуда и забрал. – Она тихо заплакала. – Я молилась на него… Николай добрый был и щедрый. Меня не обижал… Зачем мне его травить? Чего я делать теперь буду? Одна дорога – снова в бордель… Или на каторгу, если вы не разберётесь во всём…
У Полянского сжалось сердце от жалости. Действительно, роль отравительницы Полине явно не подходила.
– А может быть, Николай Жуков имел врагов или занимался тёмными делами?
Полина покачала головой.
– Ах, господин поручик… Ну, какие у него враги?.. Да дела у него были одни: за карточным столом. Порой ночи напролёт за картами просиживал… Николай – картёжник заядлый.
– И шулер отменный… – добавил Полянский.
Полина насупилась.
– Этого я не знаю… – сказала она и добавила: – Николай говорил мне, что хочет перебраться в Ярославль, мол, друзья у него там надёжные. Обещал: два-три крупных выигрыша и уедем… Да я с ним – хоть на край света… Может быть, в этом дело?.. – Полина посмотрела на поручика ясными голубыми глазами, словно безоблачное небо. – Я не хочу на каторгу, господин поручик… Не хочу… Я не травила Николая…
– Ну, это ещё неизвестно, был ли он вообще отравлен. Пока одни лишь подозрения. Сегодня врач сделает вскрытие. И тогда…
Полина напряглась, налегла на стол полной грудью, подавшись навстречу поручику.
– И что тогда?.. – переспросила она.
– Если Жуков умер естественной смертью, то отпустим тебя, – пообещал Полянский.
* * *
Полянский прибыл в морг в тот самый момент, когда его давний друг Грачёв Андрей Генрихович закончил вскрытие тела Жукова и сделал определённые выводы.
Поручик, как бывший артиллерист, хоть и повидал смерть на войне 1812 года, всё же морги страсть как не любил. Одно дело война, а другое – изувеченные трупы да утопленники в мирное время.
39 
