очень нудно 
30 
По телу Джека прошла волна дрожи, и Эйприл с восторгом поняла, что он, как и она сама, на краю пропасти. Прижавшись губами к его шее, она медленно заскользила языком к той бьющейся голубой жилке, что так призывно пульсировала в неверном лунном свете. Сначала поцеловав жилку, она затем прикусила ее зубами – и Джек отпрянул, часто и взволнованно дыша.
Эйприл с трудом возвращалась к реальности. Разум подсказывал ей, что она сделала что-то не то.
– Тебе больно? – спросила она первое, что пришло в голову.
– Что ты, mi cielo! – Джек несколько раз глубоко вздохнул. Очевидно, он сам не заметил, что вновь назвал ее запретным именем, как не заметил и мгновенной перемены в ее лице. – Но знаешь, если ты будешь продолжать в том же духе, я даже раздеться до конца не успею!
Тело Эйприл мгновенно откликнулось на эти слова. Однако знакомое – слишком знакомое – обращение выбило ее из колеи. Она была взбудоражена, потрясена, растерянна, разозлена… Но почему? В конце концов, это обычное мексиканское выражение!
– Эйприл!
В голосе Джека слышался настойчивый вопрос, даже требование. Эйприл не двигалась, но Джек почувствовал, что внутренне она отдалилась от него.
Эйприл крепко зажмурилась, чтобы скрыть непрошеные слезы. Страсть, еще секунду назад властно требовавшая разрешения, куда-то испарилась. Все волшебство, все очарование этой ночи исчезло без следа.
– Прости, – пробормотала она.
Джек попытался приподнять ее голову за подбородок. Мгновение Эйприл противилась этому давлению, затем подняла голову и заговорила:
– Дело не в том, что я… – Она взглянула Джеку в лицо, и голос ее оборвался. Взгляд его глаз, сверкающих в обманчивом лунном свете, пронзил ее в самое сердце. – Нет, я очень хочу тебя, – проговорила она, потрясенная настойчивостью, с какой он заглядывал в самую ее душу. И, едва Эйприл произнесла эти слова, тут же вновь родилось желание.
– Ты ласкала меня, целовала, и вдруг… – Он замолчал, глядя ей через плечо туда, где набегали на песчаный берег бесконечные волны.
Целую вечность Эйприл молчала. Но вдруг ей показалось, что Джек хочет отстраниться, и эта угроза придала ей сил. Эйприл крепче обхватила Джека ногами, и он немедленно придвинулся к ней.
– Да. И знаешь… на самом деле никто и никогда не был мне ближе, чем ты.
Зрачки его расширились от прилива желания, поглотив зеленую радужку, и Эйприл ощутила, как в самое ее существо бешеным потоком врывается ответная жажда. Она хотела утолить его желание, хотела стать той единственной, что сможет примирить его с миром, но больше всего хотела слиться с ним, став частью той всепоглощающей силы, что зовется «Джек Танго».
– Ничто, никакие сокровища мира не сравнятся с тем, что подарила мне ты! – С этими словами он впился в ее губы – и Эйприл с лихвой возвратила поцелуй.
– Держись крепче, – приказал он.
Эйприл крепко сжала бедра и вцепилась ему в плечи. Джек подхватил ее и понес к столу, но на нем не оказалось свободного места. Эйприл тем временем целовала его в шею. Скрипя зубами, Джек дико озирался в поисках дивана или хотя бы кушетки. Нет, ничего, кроме стола и узких неудобных кресел!
Тем временем Эйприл добралась до его плеча. Ее обнаженная грудь прижималась к его груди; Джек чувствовал, что потеряет рассудок, если не овладеет ею немедленно. Нежный язычок коснулся мочки уха – и Джек не выдержал.
Взмах руки – и деловые бумаги, ручка, пресс-папье с глухим стуком полетели на пол. Эйприл даже не шелохнулась. Громко застонав, Джек опустил ее на стол и начал покрывать поцелуями лицо, шею, плечи – все, до чего мог дотянуться.
Эйприл извивалась под ним, пытаясь дотянуться до «молнии» на шортах.
– Джек, Джек! – молила она.
– Да! Скажи мне, Эйприл, чего ты хочешь?
– Тебя! Скорее!
Джек расстегнул ремень, «молнию» – и шорты соскользнули на пол. За ними через всю комнату полетело платье Эйприл.
Теперь на Эйприл не было ничего, кроки узеньких трусиков. Глядя на нее, словно купающуюся в лунном свете, Джек почувствовал, как у него подгибаются ноги. Она изогнулась ему встречу ему, и Джек громко воскликнул:
– Эйприл, что ты делаешь со мной! Взгляд ее скользнул вниз – по мускулистой груди, плоскому животу, по его ожившей, пульсирующей плоти.
– Войди в меня, Джек, – хрипло прошептала Эйприл. – В самую глубину…
Со стоном – нет, скорее, с рычанием – Джек лег на нее и, сдержав порыв неудержимого, животного желания, приник к ее губам – а пальцы его в это время проникали все глубже и глубже в средоточие ее женской страсти.
30 
