18 
— Так то у вас… — протянула Аня. — А ты говорил, что не увлекаешься самолетами.
— Не увлекаюсь, — упрямо повторил Сергей, — но разбираюсь, это разные вещи. У нас в классе много детей летчиков, только о самолетах и говорят, поневоле начнешь разбираться. — Лицо его омрачилось, в глазах сверкнуло злое отчаяние. — Они ведь все помешанные, их отцы, деды, и Матвей такой. Он без неба жить не может. Для него вся жизнь в том, чтобы летать. Думаешь, его хоть что-то может остановить? Никогда! Они — пленники небес, так и пропадают в небе, как Сент-Экзюпери, как мама моя — села в самолет и пропала. — У Сережи вырвался горький смешок, как короткое рыдание: — Получила то, к чему стремилась! А те жалкие останки, что потом нашли и захоронили — не ее, я знаю. Никто из них не возвращается; в какой-то момент они слишком близко подбираются к Богу и уже не могут вернуться, попросту не хотят. — Юноша судорожно всхлипнул.
Аня обхватила его голову и прижала к себе:
— Это не так, Сережа, родненький, ты сам себя запугал. Папа ведь жив, ногу потерял на войне, но ведь жив…
Сережа резко вырвался и разразился саркастическим смехом:
— Папа жив? Ты ему в глаза как следует смотрела? Не смотрела? Так посмотри! Там ведь одна смертная тоска! Сколько еще он протянет без неба? Год? Два? А ведь ему всего пятьдесят четыре. Нет, говорю тебе, никто из них не возвращается, никто!
— Господи, Сережа! Как страшно то, что ты говоришь!
Он вдруг схватил ее за руки и горячо заговорил, и глаза у него были горячие, сам весь дрожал, как в лихорадке:
— Ань, возьми меня с собой, а? Я буду себя хорошо вести. Буду пай-мальчиком. Не хочу здесь больше оставаться. Не могу! — Ему как будто пришла в голову счастливая мысль, и он болезненно обрадовался: — Я буду за Тёмкой смотреть. Подумай, мы с ним ладим, тебе же легче станет — я буду с ним играть, гулять…
— Сережа, остановись, зачем ты просишь? — вскричала Аня в совершенном ужасе. — Да я сама тебя должна умолять. Я счастлива тебя забрать…только…Ты это серьезно? Не смеешься надо мной? А если завтра передумаешь? У тебя здесь друзья, школа, подумай, не настраивай меня зря…
— Так возьмешь? Спасибо. Я сразу в тебе почувствовал…Нет, не передумаю. К черту школу! Главное — папу и Матвея убедить. Но ты сможешь… Скажи — Москва, хорошее образование и все такое, сама придумай… — Щеки юноши пылали, он больно сжимал Ане руки в порыве благодарности.
У Ани в мыслях и чувствах воцарился полнейший беспорядок. Она не знала, радоваться ей или опасаться: во всем поведении Сережи сквозила какая-то необузданность, он словно был не в себе, как будто с головой бросался в пропасть, не думая о последствиях. Одно очевидно: мальчику плохо, он страдает, мечется, и она обязана ему помочь.
Прежде всего надо успокоиться самой и успокоить его.
— Сереженька, мы сейчас пойдем домой, и все обсудим с папой. Подумай, ему нельзя нервничать. Прежде всего надо выяснить, как он отнесется к твоему отъезду. Конечно, я скажу, что инициатива исходит от меня — я предложила, а тебе мое предложение понравилось. Мы будем часто приезжать, а если папа захочет, то сам может гостить у нас неограниченное время. Не вижу особых причин, по которым он стал бы возражать.
В небе нарастал оглушительный рев двигателей, все ближе и ближе. Самолет вошел в пике. Сережа стиснул зубы и зажал уши руками.
Матвей появился во второй половине дня. На нем был камуфлированный летный комбинезон без всяких нашивок или знаков отличия, под комбинезоном тельняшка, на ногах — летные ботинки с ремешками у щиколоток
Он снова сделался немногословен, как человек, занятый своими мыслями; от еды отказался, так как пообедал в офицерской столовой, вышел из дому и ходил по саду, погруженный в раздумье. Аня следила за ним из окна. Она решила в первую очередь обсудить больную тему с Матвеем, и лишь после этого посвятить в суть проблемы отца. Момент был удачный: Тёмку развезло на свежем воздухе, и после обеда он уснул, Семен Павлович тоже прилег отдохнуть. Сережа, с утра пребывавший в нервозном состоянии, не выдержал и сбежал куда-то, предоставив Анне единолично разбираться в семейных отношениях.
— Матвей, мне надо с тобой поговорить о Сереже, — сказала Аня, очутившись у него на пути, когда он в очередной раз мерил шагами дорожку.
— Пойдем, присядем, — охотно согласился он, и, взяв ее под руку, повел к беседке.
Она опустилась на скамью, он сел рядом, глядя на нее с живым пристальным вниманием.
18 
