28 
— Нельзя, Анечка, нельзя говорить «последний». Летчики говорят «крайний».
— Ой, типун мне на язык, надо плюнуть три раза через плечо… А эти домики на травке для чего?
— Это стартовый командный пункт, там же лётный домик, где лётчики отдыхают между полётами и готовятся к очередному вылету.
— Мама, космонавт! — дернул Аню за одежду Тёмка.
— Какой космонавт, дурашка, это Матвей. — Сережа повернулся к брату.
Тот приближался к ним в полном лётном снаряжении, в противоперегрузочном костюме, защитном шлеме, оснащенный какими-то непонятными атрибутами.
— Ну, как вам наши самолеты? — сказал он, подходя к зрителям.
— Нет слов! — воскликнула Аня. — Надо обязательно снять тебя в кабине. Я закажу огромный фотопортрет и повешу дома на стене.
— Это все, чего я заслуживаю? — полушутя спросил Матвей.
Аня смешалась. Он повернулся и пошел к самолету. Взбежал по лесенке в кабину.
— Пройдемте на КДП, — предложил Богданов. — Не обижайтесь, Анечка, но летчики очень суеверный народ: женщина на старте — дурная примета. Например, вы не увидите бортового номера 13, полеты по понедельникам не планируются, фотографировать летчика и самолет перед стартом нельзя, даже летный комбинезон должен быть надеванным, ну и многое другое.
— Надо же, какие страсти. Постараюсь все запомнить.
Теперь они наблюдали за Матвеем с вышки командно-диспетчерского пункта.
Техники еще делали что-то у истребителя, но вот стремянку унесли, опустился прозрачный колпак фонаря, убрали тормозные колодки. Летчик запустил двигатели, сизый дымок заструился из сопел, воздух призрачно подернулся, потек вдоль корпуса под крылья, между стойками шасси, и скоро самолет тронулся со стоянки по рулежной дорожке. Пилота хорошо было видно в кабине — белый шлем, верхнюю часть лица скрыла темная полусфера, ниже — кислородная маска со шлангом, на плечах — привязные ремни подвесной системы; проруливая мимо, он посмотрел вверх и коротко махнул рукой в черной перчатке.
Тёмка взвизгнул и запрыгал на месте. Сережа скованно помахал в ответ. Невозможно было описать выражение, с которым он следил за братом. Волны страха, неприятия, гордости и восторга пробегали по его лицу. Он, без сомнения, переживал мощный прилив противоречивых чувств, и это тревожило Аню.
Самолет начал разбег по взлетно-посадочной полосе, нос его поднялся — и МиГ взмыл в небеса.
— Вот так — взлет на полном форсаже и сразу петля, — сказал Богданов. — Матвей сильнейший пилотажник, подготовленный летчик, имеет более трех тысяч самостоятельных полётов, из них львиную долю при минимуме погоды и ночью, пуски управляемых ракет, перехваты за облаками, уверенно действует на крайних режимах с выходом на большие углы атаки… Объясню, все сейчас объясню, — засмеялся он, увидев, как Аня захлопала глазами… — Четыре бочки за шесть секунд… — последовали комментарии. — Горка…Пикирование…Колокол выполняет очень чисто, курс ввода, курс вывода — без сучка, без задоринки… Вертикаль со спины… молодчина!
.
Аня вернулась домой, значительно обогащенная познаниями в высшем пилотаже. Теперь она могла отличить вертикаль от горки, знала, что такое бочка, вираж, боевой разворот, колокол и петля Нестерова. Роль комментатора охотно взял на себя Богданов. Сережа героически выстоял положенный промежуток времени, пока его брат носился в небе и выделывал немыслимые выкрутасы своим самолетом. Аня и Богданов, бывший в курсе проблем семьи Иртеньевых, несколько раз порывались увести паренька домой, но тот отказался, хотя был взвинчен до предела. Аня, наблюдая за полетом с истинным наслаждением, все же облегченно вздохнула, когда МиГ пошел на снижение и мягко коснулся колесами бетона. Сережа сфотографировал Матвея в кабине, потом уже на земле у самолета. Матвей послушно позировал, по просьбе брата опустил на глаза черный светофильтр защитного шлема — осталась видна одна улыбка.
— Первый раз Сережа фотографирует меня на лётном поле — уже прогресс. Ты, Анечка, благотворно на него влияешь, — сказал он.
По приезде домой Аня настояла, чтобы Сережа лег поспать, настолько он был измотан.
— Нет, это никуда не годится, — сказала она отцу, выйдя из спальни. — В конце концов у него будет нервный срыв. Я даже не знаю, стоит ли печатать фотографии, сделанные на аэродроме.
— Скажи лучше, когда ты нас навестишь в следующий раз.
28 
