очень нудно 
31 
К нашей машине медленно подходит мужчина в очках. У него очень короткие желтые волосы.
— Добрый день. Хотите полетать?
— Нет, — поспешно отказывается Ребекка.
Он протягивает ей руку мимо меня.
— Меня зовут Джейк Физерс. Честное слово.
— Поехали, — командует Ребекка. — Это не закусочная.
— Я летаю через каньон, — продолжает Джейк, как будто мы слушаем. — Самые низкие цены. Ничего подобного вы никогда не видели. — Он подмигивает Ребекке. — Пятьдесят долларов с носа.
— И сколько это занимает по времени? — интересуюсь я.
— Мама, — просит Ребекка, — пожалуйста!
— Как получится, — отвечает Джейк.
Я выбираюсь из машины. Ребекка, ругаясь, остается на месте. Стоящий в отдалении самолет, похоже, начинает катиться вперед.
— Ты не видела каньон, если не взглянула на него изнутри. Пока не посмотришь, не поверишь.
Я ни капли не шучу.
— У нас нет денег, — сердится Ребекка.
Я засовываю голову в окно.
— Тебе не обязательно лететь.
— На этом самолете я не полечу.
— Понимаю. Но ты не возражаешь, если я слетаю? — Я наклоняюсь еще ближе, чтобы нас не услышали. — На осликах мы поехать не можем, и я подумала, что одна из нас обязательно должна это увидеть. Мы так долго сюда добирались, и, ты же понимаешь, пока не увидишь — не можешь сказать, что была в Большом каньоне…
— …пока не посмотришь на него изнутри, — заканчивает за меня Джейк и приподнимает воображаемую шляпу.
Ребекка вздыхает и закрывает глаза.
— Спроси, нет ли у него чего-нибудь поесть.
Через несколько минут дочь уже машет мне, сидя на капоте автомобиля, а Джейк поднимает меня ввысь на своей «Сессне». Я не верила, что эта хитрая штука с поржавевшими стойками и помятым пропеллером может взлететь. Приборная панель — ее я безошибочно угадываю по мигающим лампочкам и радарам — не сложнее, чем приборный щиток автомобиля-универсала. Даже дроссельный рычаг, который Джейк переключает при взлете, напоминает ручку управления кондиционером.
Когда мы отрываемся от земли, я больно ударяюсь головой о металлическую раму самолета. Я удивлена тем, как трясет в самолете, как будто в воздухе тоже есть ухабы. В следующий раз нужно не забыть принять противорвотное. Джейк что-то говорит, но из-за гула двигателя я его не слышу.
Из этого пластмассового пузыря мне видна вся панорама — деревья, шоссе, Ребекка, которая становится все меньше и исчезает из виду. Я вижу землю, бегущую под нами, а потом неожиданно больше ничего этого нет.
Меня охватывает паника, кажется, что мы сорвались со скалы, — но мы никуда не падаем. Поворачиваем вправо, и я вижу периметр этого прекрасного разлома, каким мне еще не доводилось его видеть, — гребни и слои настолько близко, что становятся настоящими. Мы пролетаем над озерами в долине каньона — изумруды, которые становятся все больше, когда мы спускаемся. Мы пролетаем над пиками и желобами; с гудением проносимся над изрезанными горами. Под нами в какой-то момент появляется зеленая деревушка — вибрирующий выступ, усеянный красными крышами домов и сколоченными на скорую руку ограждениями ферм. Я ловлю себя на том, что хочу попасть в эту деревушку; хочу узнать, каково жить в тени естественных стен.
Мы слишком быстро поворачиваем назад — солнце омывает нас своим светом, настолько ярким, что мне приходится закрыть глаза. Я делаю глубокий вдох, пытаясь вобрать носом это восхитительное открытое пространство, где нет твердой опоры, где когда-то текла вода. Когда мы по дороге назад пролетаем над краем обычной земли, я вижу сидящую на капоте нашей машины Ребекку. Джейк приземляется, а я продолжаю задаваться вопросом, какие города и изваяния залегают в миллионе километров под морем.
15
Джоли
Милая Джейн!
Я убирал в шкафу, с нетерпением ожидая твоего приезда, и отгадай, что нашел? Прибор, имитирующий шум моря. Представляешь, он все еще работает! Помнишь? Вставляешь в розетку — и твою комнату, ударяясь о стены, наполняет шум океана. Мама купила его для меня, когда я стал плохо спать. В те времена в новинку было устройство, которое имитировало естественные звуки и могло бы заглушить звуки дома, разрушающегося до основания.
Когда мне было девять, а тебе тринадцать, ссоры становились все громче — они стали настолько громкими, что мансарда ходила ходуном, а луна пряталась. «Сука! — кричал отец. — Шлюха!» Тебе пришлось объяснить мне, как пишутся эти слова, смысл которых я узнал от плохих девочек в школе. По понедельникам и четвергам отец приходил домой пьяным, от него несло силосом. Он рывком распахивал дверь и так тяжело ступал, что трясся потолок (пол в наших спальнях). А когда тебе девять и ты находишься в комнате, где начинают двигаться висящие на стене трафареты больших кораблей — то ли от страха, то ли от шока, то ли от того и другого, меньше всего хочется сидеть там одному. Я ждал, пока берег будет чист, когда мамин плач заглушит звук моих шагов, и бежал в твою комнату, такую спокойную, розовую, наполненную тобой.
31 
