очень нудно 
56 
— Я не маленькая! — вздергиваю я подбородок.
— Я знаю, сколько тебе лет. Спросил у Джоли.
Хватит об этом.
— Я не понимаю… Еще вчера мы отлично проводили вместе время, а сегодня ни с того ни с сего ты ведешь себя так, будто я прокаженная.
— Я просто больше не могу проводить столько времени с тобой. — Он меряет шагами крошечный квадратик света, который падает от луны на пол сарая. — Мне платят деньги за работу, Ребекка. Это моя работа, понимаешь?
— Нет, не понимаю. Я ничего не понимаю в работе, но отлично знаю, как нужно относиться к друзьям.
— Не поступай так со мной, — просит Хадли.
Я стискиваю кулаки. Как поступать? Я ничего не сделала.
Он делает шаг навстречу, и мое сердце подпрыгивает в груди. Я отступаю.
Оказавшись прижатой к стогу соломы, я начинаю учащенно дышать. Я вдыхаю эту ужасную сухую траву, она проникает в мои легкие. Хадли нависает надо мной, я вижу в его глазах отражение своего лица.
Я толкаю его рукой в грудь и перехожу в другой угол сарая.
— Значит, тебе нужно избавиться от сорняков, да? Об этом ты говорил с Сэмом. А когда созревают эти яблоки? В сентябре? — Я без умолку говорю о том, в чем совершенно ничего не смыслю. — А завтра ты чем будешь заниматься? Я подумывала над тем, а не прогуляться ли завтра в Стоу по магазинам. Я там еще не была, а дядя Джоли говорит, что там есть магазин грампластинок, который мне обязательно понравится. Там столько неонового света и всякого такого… Я тебя уже спрашивала, чем ты намерен заниматься завтра?
— Вот этим, — произносит Хадли, обнимает меня и целует.
Раньше мне казалось, что настоящее счастье — это когда несешься на велосипеде с холма, на который так тяжело было взобраться. Летишь быстрее звука, отпустив руль, и волосы развеваются на ветру. Я пыталась ловить воздух руками, а когда после удивительного спуска приходила в себя у подножия, оказывалось, что в руке ничего нет…
Я вспоминаю об этом в тот момент, когда Хадли прижимается ко мне, и не решаюсь закрыть глаза, потому что боюсь, что опять найду лишь пустоту, хотя так уверена в обратном. В какой-то момент он замечает мой взгляд и улыбается, касаясь моих губ.
— На что ты смотришь? — шепчет он.
— На тебя, — признаюсь я.
23
Джоли
Мой отец умер на три года раньше мамы. Врач сказал — сердечный приступ, но мы с Джейн сомневались. Не было никакой уверенности в том, что у моего отца вообще имелось сердце.
Джейн тогда уже жила в Сан-Диего, а я в Мексике. Занимался научными исследованиями для компании «Кортц», которые превратились в поиски святого Грааля, а потом в исследования неизвестно чего. Джейн единственная знала о моем местонахождении. Я жил в маленькой деревушке возле Тепехуано, которая была настолько мала, что даже не имела собственного названия. Я жил у беременной женщины по имени Мария, хозяйки трех кошек. Я проводил небольшие раскопки в нехоженых горах. Ничего не нашел, но признался в этом одной Джейн.
Мама, разумеется, первой позвонила Джейн. Я думаю, она бы и мне позвонила, только адреса не знала и не умела звонить по международной линии. Она сообщила, что папа просто упал и умер. В больнице ее постоянно спрашивали, не жаловался ли он на газы в кишечнике, не издавал ли звуков по ночам, но мама не знала. Она уже давно привыкла спать с берушами в ушах, чтобы не слышать отцовского храпа. И ложилась всегда раньше его.
— Как думаешь, — начиная издалека, спросила Джейн, когда мы летели в Бостон, — у них за эти десять лет была близость?
— Не знаю, — ответил я. — Не знаю, чем они занимались.
Я уже говорил, что все произошло перед пасхальным воскресеньем?
Когда мы приехали, мама сидела на лужайке перед домом. На ней был знакомый нам пурпурный домашний халат и мягкие домашние тапочки, хотя время было уже послеобеденное.
— Мама! — воскликнула Джейн, бросаясь к ней.
Мама обняла Джейн, как всегда обнимала: глядя на меня через ее плечо. Мне и тогда, и сейчас интересно, смотрела ли она на Джейн, когда обнимала меня. Ради Джейн я всегда надеялся, что смотрела.
— Все кончено, — произнесла Джейн.
Мама посмотрела на нее как на сумасшедшую.
— Что «кончено»?
Джейн взглянула на меня.
— Ничего, мама. — Она легонько толкнула меня, когда мы поднимались на крыльцо в дом. — Что это с ней? — удивилась Джейн. — Или все дело во мне?
Я не знал. Я единственный член семьи, кто не испытал на себе отцовского гнева, и в основном благодаря вмешательству моей сестры. У меня не было сомнения в том, что она отказалась от своего детства ради меня, но что я мог ей сейчас сказать?
56 
