Последние отзывы

  2  

Мой муж захлопнул крышку мобильника, коротко рассмеялся каким-то своим мыслям и обернулся, наверное, чисто инстинктивно. У него был вид вполне счастливого человека — счастливого еще и тем, что сумел нашкодить себе в удовольствие. Щелкнув брелком сигнализации, Павел, насвистывая, двинулся к выходу. И остановился, увидев меня.

Я смотрела прямо ему в глаза.

Мы молчали.

Если в серьезном бизнесе мой муж и научился чему-нибудь в совершенстве, так это быстро овладевать собой в неожиданных ситуациях. Взгляд его, встретившись с моим, хранил растерянность всего какую-то секунду. В следующее мгновение серые глаза приобрели стальной, холодноватый блеск и смотрели надменно — таким я видела его, когда он беседовал с подчиненными, которых втайне научился презирать.

— Иди домой, — спокойно сказал он.

— С кем ты разговаривал?

— Тебе не надо было подслушивать.

— С кем ты разговаривал?!

Не отвечая, он спокойно прошел мимо меня и покинул гараж…

Цепляясь одной рукой за стену — голова продолжала кружиться, — я поплелась следом. Все время, что понадобилось нам, чтобы дойти до квартиры, Павел ни разу не оглянулся. Он неторопливо поднимался по лестнице, поигрывая брелком от машины, и даже что-то насвистывал!

Когда мы вошли в квартиру, дверь захлопнулась с каким-то особенно громким звуком. Как гильотина…

* * *

Он спокойно повесил на вешалку пальто, кашне и, приглаживая волосы, прошел в глубь квартиры, ни разу не посмотрев на меня и даже не оглянувшись. Я тоже сняла шубу, хотя мне очень не хотелось этого делать — холод не отпускал меня, руки были совсем ледяными. И эта слабость…

Павел сидел в спальне на нашей общей кровати и стягивал через голову рубашку. Пиджак небрежно валялся рядом. Он все время разбрасывал вещи, совершенно не считаясь с тем, что мне приходится подбирать все за ним и приводить в порядок. О том, чтобы нанять прислугу, у нас речи на заходило. Хотя, заведи Павел такой разговор, я бы наверняка высказалась против: не будучи любительницей светских развлечений, я все-таки предпочитала чувствовать себя хоть в чем-то полезной…

Но сейчас этот скомканный и брошенный пиджак и мятая рубашка, которую он швырнул сверху, совершенно уверенный, что все это я должна убрать еще до того, как начну сама раздеваться, вывели меня из себя. Отчасти это было хорошо, потому что моя заторможенность мгновенно исчезла, и я стала чувствовать приближение истерики, какой со мной не было уже давно, очень давно!

— Сейчас же встань и убери свои вещи! — закричала я, топая ногами. — И вообще не смей раздеваться, когда я с тобой разговариваю! Немедленно встань и объясни мне!!!

— Что объяснить? — спросил он очень спокойно.

— Все! С кем ты сейчас разговаривал! И вообще, что происходит! Что с нами происходит, Павел?!

Сохраняя на лице выражение вежливого терпения, он хладнокровно пожал плечами.

— Извини, я думал, что ты и сама все поняла. Не вижу, о чем тут еще разговаривать.

— Что я поняла?!

— Что я люблю другую женщину. Извини.

И он отвернулся от меня, показывая, что разговор окончен. Я стояла, окаменев. А он взял из шкафа полотенце и прошел в ванную, откуда вскоре донесся мерный шум льющейся воды.

Как была, в шапке и с прижатой к животу сумкой, я сползла вниз по стене. Это был не обморок, но нечто очень на него похожее.

* * *

Сама не знаю, что было ужаснее: что я узнала про любовницу или то унизительное положение, в которое он меня поставил, бросив посреди комнаты и даже не удосужившись каким-либо образом объясниться. В голове стоял плотный густой туман. Сквозь него бились какие-то мысли, горохом стучали о черепную коробку, мне казалось, что я слышу этот настойчивый стук, какие-то смутные голоса… Состояние странной отрешенности, когда я все видела, все слышала, но ничего не понимала, продлилось недолго — всего несколько минут.

Потом я встала. Поплелась в прихожую, сняла наконец с себя шапку, сапоги. Все это я делала машинально, ощущая страшную тяжесть в руках и ногах. Мне стоило огромных усилий стащить даже платок с шеи. Примятые под шапкой волосы лежали влажной спутанной паутиной — зеркало в прихожей отразило и это, и темные круги под глазами — тушь потекла… Я отрешенно смотрела на свое отражение и ничего утешительного не находила в этом зрелище. И в молодости-то я не отличалась особой красотой, а уж сейчас, когда за сорок, и этот возраст как будто вычерчен на лбу двумя глубокими морщинками, и та же Каинова печать проставлена вокруг глаз, рта и на шее — и вообще не приходится надеяться на то, что муж будет любить с той же пылкостью, что и двадцать лет назад.

  2