Глава вторая

Все двадцать четыре башни квартала Мюллер-Кортс носят названия самоцветов. Задумка неплохая, этакий намек на фешенебельность. Только до фешенебельности этим домам далеко. Мы с водителем кружили по району, пока я не увидел Тони у «Граната», прямо рядом с вонючей кучей мусорных мешков, из которых что-то капало в сточную канаву. Бежевое верблюжье пальто аж светилось на фоне коричневого кирпича. Над подъездным козырьком развевались флаги страны, штата, города и корпорации «Мюллер».

Мы вошли в холл. Здесь было жарко, громко шумел пылесос. Персонал в форме — и охранники в будке за пуленепробиваемым стеклом, и слесарь, отковыривающий плинтус у двери в контору, и уборщица. Все знали Тони, все приветствовали его либо тепло, либо испуганно. Дверь из толстого стекла вела в темный внутренний дворик, с четырех сторон окруженный «Гранатом», «Турмалином», «Ляпис-лазурью» и «Платиной».

Помню, я однажды спросил отца, как им в голову могло прийти назвать дом «Платина». Даже я в свои семнадцать лет знал, что это не драгоценный камень. Отец не ответил, я спросил снова, уже громче. Он продолжал читать, вид у него был весьма раздраженный. «Не задавай дурацких вопросов» — вот и все, что я услышал. С тех пор я старался задавать как можно больше дурацких вопросов. Отец вскоре вообще перестал на меня смотреть. Я тыкал в него пальцем и спрашивал что-нибудь неожиданное. «Кто решает, какие слова войдут в словарь? Почему у мужчин нет сисек?» Я бы спрашивал и маму, но она к тому времени уже умерла. Может, именно поэтому отца так раздражали мои вопросы. Все, что я делал, все, что я говорил, напоминало ему о том, что я жив, а она нет. В конце концов я понял, почему этот дом назвали «Платина». Просто названия камней закончились.

С высоты птичьего полета этот район похож на гантели. Пары шестиугольников, четыре стороны которых составляют жилые дома, а две — здания инфраструктуры района. Между ними перекладина — детская площадка, парковка и лужайка, на которой можно посидеть, если погода позволяет. Кое-где есть баскетбольные корзины, бассейн (зимой воду из него спускают), натянуты сетки для волейбола. Несколько неухоженных садиков, мечеть, синагога, церковь, химчистка, два винных магазинчика. Человек со скромными потребностями мог бы вообще отсюда не выбираться.

Мы прошли по двору через центр шестиугольника. Стены, казалось, кренились под тяжестью кондиционеров, окрашенных птичьим пометом. Балконы служили складами ненужной и не уместившейся в квартиры мебели, плесневелых ковров, складных ходунков, так и не собранных мангалов. Двое ребятишек в огромных толстовках с надписью «NBA» играли в баскетбол, толкаясь и подпрыгивая. Кольцо треснуло и висело под углом тридцать градусов к окружающей действительности. Я спросил у Тони, почему его не чинят.

— Я напишу менеджерам, — ответил он. Может, он и сам не верил, что они починят кольцо, не знаю.

Наш «художник» жил в «Сердолике», на одиннадцатом этаже. Пока мы поднимались, я спросил Тони, пытался ли он связаться с этим человеком.

— Я ж тебе говорил, его нет.

Мне как-то не по себе было от того, что мы просто вот так врываемся в чужую квартиру. Так я Тони и сказал. Тот ответил, что, поскольку за три месяца жилец не платил, договор с ним расторгнут. Тони раньше меня никогда не обманывал, так что я ему поверил. Да и с чего бы мне ему не доверять?

Теперь я думаю, что мог бы быть поосторожней и меньше верить на слово.

Мы остановились перед квартирой С-1156, и Тони попросил меня подождать снаружи: ему нужно расчистить пространство, в прихожей сесть не на что, все заставлено мебелью. Вроде, он не хочет, чтоб я поскользнулся. Я слышал, как он там ходит внутри. Что-то упало, Тони тихо выругался. Наконец он вынырнул из полумрака и устало оперся о косяк.

— Все в порядке. — Он отступил, пропуская меня в квартиру. — Добро пожаловать в сумасшедший дом.

Начнем с прозы. Нищета. Узкий коридор, потом комната, единственная в квартире, метров пятнадцать, не больше. Лака на рассохшемся паркете уже не осталось, доски потрескались. На стенах дырки от кнопок и ржавые потеки. С потолка свисает пыльная лампочка без абажура. Матрас на полу. Самодельный столик — кусок заляпанной чернилами фанеры на бетонных чурбаках. Невысокий книжный шкаф. В углу раковина с архипелагом черных пятен (там, где откололась эмаль). Рядом маленькая электроплитка. Ролль-ставня опущена, и, похоже, поднять ее невозможно. На батарее одежный крючок, на крючке серая футболка. У двери пара коричневых кособоких ботинок, похожих на утконосов, — кожа в трещинах, подошва просит каши. Двери в ванную нет. Унитаз, отбитая плитка, дырка в полу, а над ней прикрученный к потолку душ.

  5