— Не помню. Возможно.
А может быть, подумала Глория, он сочинил эту подробность специально для тебя.
Мое потерянное десятилетие.
Да.
Наподобие вашего.
И тут она засмеялась. Она же сама написала для него сценарий, рассказав историю своего одиночества. Карлос просто-напросто разложил ее рассказ на составные части, слепил их заново — на свой жалкий манер — и скормил ей.
Еще одна наша общая черта. Одна из многих.
— Вот же дерьмо.
Она смеялась и никак не могла остановиться. Вспомнила закусочную в зале для игры в боулинг, вспомнила, как он заказал тогда светлое пиво. Излечился от алкоголизма да тут же и заказал. Это ж надо быть такой идиоткой, думала она, и смеялась, повторяя «дерьмо, дерьмо, дерьмо».
— Сеньора?
Глория отерла слезы:
— Все это смешнее, чем я ожидала.
— Рад, что вы так думаете, сеньора.
— Да, думаю, — подтвердила она.
Teniente рассказал ей, как Карлос планировал завладеть наследством убитого им американца.
— У меня возражение было только одно, — сказал он, — придуманная Карлосом история была попросту глупа. И участвовать в этом я отказался.
— Но его не остановили.
— Так ему мое разрешение и не требовалось.
— Вы снабдили его сведениями, достаточными для того, чтобы он сочинил свои байки.
Teniente помахал, отрицая это, рукой:
— О том, что здесь когда-то случилось, знает вся наша родня. И в Агуас-Вивас эту историю тоже все знают. Спросите у Луиса, он вам перескажет ее во всех подробностях. Спросите у Гектора.
— Гектор мне ее уже рассказал.
— Ну вот видите. Наша история стала общественным достоянием, сеньора. Карлос лишь приукрасил ее.
— Кто дал ему фотографии?
— Какие?
— Он показал мне фотографию, на которой была снята его ма… ваша сестра, Карл и их ребенок.
— Скорее всего, Карлос выкрал ее из моего дома — или из дома моего отца. Не знаю.
— Деньги он вам обещал? — спросила Глория.
— Да, сказал, что даст мне денег на лечение Пилар, если я его поддержу.
— Что вы и сделали.
— Нет, не сделал, — сказал Фахардо. — Ничего. Я позволил ему отправиться в Калифорнию и молился, чтобы он никого там не покалечил. Надеялся, что он попадет в тюрьму.
— Вы же подыгрывали ему, когда мы приехали к вам домой.
— Он не предупредил меня о вашем приезде. Увязался за вами, желая убедиться, что я ничего не расскажу Я, может, и рассказал бы, если бы он не торчал рядом. Какая мне разница. Приехав к нам, вы застали меня врасплох, не говорю уж о том, что пьян я был в жопу. Мне осточертело, что Карлос растаптывает мою жизнь. Он едва не отправил на тот свет мою дочь.
Фахардо встал, прошелся по сцене.
— Вы понимаете, о чем я толкую? Я в этой истории участвовать не собирался. Это Карлос втянул меня в нее. — Он помолчал. — И, когда я стрелял в него, мне очень хотелось попасть.
— Нет, — сказала Глория. — Не хотелось.
Фахардо виновато улыбнулся:
— Ну, он все-таки мой двоюродный брат, сеньора.
— Что ж, больше вам стрелять в него не придется.
— Похоже на то.
Глория, помолчав, сказала:
— С чем вас и поздравляю.
После чего они долго сидели в молчании.
— И что мы теперь будем делать? — наконец спросила она.
— Я не вижу необходимости делать что-либо.
— А как же Карлос?
— По нему никто не соскучится.
— А если соскучится?
— В таком случае, — ответил он, — я проведу расследование, реконструирую происшедшее и приду к заключению, что Карлос покончил с собой.
Молчание.
— А что делать мне? — спросила Глория.
— Ехать домой, сеньора. Работа у вас имеется?
— Придется искать новую.
— Вот и ищите. Пусть мой двоюродный брат покоится с миром и друг ваш тоже, и не будем больше о них говорить.
Пауза.
— Что вы почувствовали? — вдруг спросил Фахардо.
— Когда?
— Когда убили его.
— По-моему, вы предложили больше о нем не говорить.
— Предложил, — согласился Фахардо. — Но мне интересно. Я никого еще не убил.
— По правде сказать, — ответила Глория, — ощущение было самое поганое.
— Если вас это как-то утешит, хорошим человеком он не был.
Глория взглянула ему в глаза:
— Значит, говорите, вы никого еще не убили?
— Я же вам сказал, никого.
— Ну так и помалкивайте.