Михаилу Капитоновичу стало неудобно за свою легкомысленность, и он промолчал.
– Давайте-ка пришпорим, у нас большой круг! А я вам кое-что расскажу.
Оказалось, что Штин, который на концессии проработал почти полгода, не терял времени зря.
– Первое, что я услышал: что здесь, что на копях, – это про хунхузов. Всё остальное ерунда: скатилось бревно, упал в реку, зашибся топором или поранился пилой, выбил соседу зуб по пьяному делу, нарвался в тайге на косача́… это всё единичные случаи и персональное счастье или несчастье! А вот хунхузы – это большая беда для всех. Общество здесь весьма ограниченное; из тех, с кем можно общаться: с кем-то можно ходить на охоту, но не сядешь за карты, с кем-то сядешь за карты, но не выйдешь побаловаться с ружьишком, в общем, людей нашего круга раз-два и обчёлся… Дамское общество отсутствует – учительница с сыном и матерью, красавицы обе, вот вокруг этой учительницы все и вьются…
Отставший было на несколько шагов Сорокин махнул веткой перед глазами Дуката, и тот наддал.
– А эти скоты, во-первых, крадут людей и возвращают их только за выкуп, а во-вторых, как только сюда привозят деньги, пытаются грабить: или контору, конторы, или поезд, в смысле почтовый вагон. Сведения о перевозке денег они получают исправно, скорее всего из самого Харбина или от железнодорожников, китайских конечно. Пока я ничего не слышал о том, чтобы с ними общались русские… Штин перешел на рысь.
– …если про кого узнаю, сам убью!
Сорокин удивлённо посмотрел на него.
– Не удивляйтесь! Они очень жестокие, исключительно. Тех, кого они брали в заложники, держали в ямах и землянках по полгода и больше, били, не давали воды, не давали еды, издевались… В общем, если человеку удавалось выйти оттуда, то на человека он становился уже не похож. Нападают на поселки – жгут, грабят, убивают и насилуют. И это бывает не так уж и редко. За летний сезон десяток случаев. А на зиму расползаются, уходят в города, растворяются. Поэтому сейчас как раз начало их сезона. Давайте-ка ещё! – сказал Штин, взмахнул плетью, и его гнедой перешёл с медленной рыси на быструю, Дукат сам по себе взялся за ним.
В ушах Михаила Капитоновича зашумело, он смотрел на резвого впереди дончака и спину Штина и слышал, как по ногам его Дуката стала хлестать высокая трава.
– Нам уже недалеко! – обернувшись, крикнул Штин.
До верхней точки распадка, откуда он расходился в долину, они доскакали минут за пятнадцать. Распадок острым клином сошёлся в русло довольно широкого ручья.
– Нам по ручью вверх! – сказал Штин, направил и осторожно повёл коня по каменистому дну. – Пускайте своего за мной, постарайтесь след в след, тут есть ямы! Видите, как тепло? Я боюсь, что может начать сходить снег, и тогда тут будет не ручей, а целая река! Так что будем, как говорят китайцы, поспешать, хотя и медленно!
Над ручьём, над головами всадников сошлась со склонов сопок тайга, и стало душно.
По руслу изгибавшегося как змея ручья поднимались около часа до того места, где он уклонился вправо; взяли коней в повода и, преодолев крутой подъём, вышли на поляну. Штин закинул уздечку на седло и отпустил дончака. Сорокин отпустил Дуката, тот пошёл за дончаком, они встали рядом, как в одном деннике, и склонили головы к траве. Один край окружённой с трёх сторон лесом поляны оказался крутым обрывом, Штин шёл к нему.
– Вот! – Штин сел на корточки. – Это и есть наше плато – тут перепад метров тридцать – тридцать пять, а внизу всё как на ладони! Видите?
Сорокин присел рядом и полез в карман за папиросами.
– Здесь курить не будем, и вообще у нас тут на всё про всё минут пятнадцать. Смотрите…
Под ногами у Сорокина и Штина была крутая каменистая осыпь со скальными выходами, а под ней простиралась большая поляна, со всех сторон зажатая крутыми склонами сопок.
– Под склоном во-он той, прямо перед нами дальней сопки – большая пещера. Это их логово или база, как хотите. Я спускался туда осенью, когда они ушли, и прямо угадал, они ушли за день или два перед тем, как я пришёл, ещё до снега. Тут спускаться очень плохо, неудобно, камень мелкий и прямо из-под ног осыпается, а подниматься ещё хуже, я потратил на это больше часа. Они сюда не ходят, вообще ведут себя довольно беспечно. – Штин говорил вполголоса. – Там, внизу, и рубленые пни, и кострище, а в пещере гора костей и даже отхожее место! Тьфу! Судя по следам, охранение выставляют только там, по краям поляны, там окурки и мусор, а здесь чисто, поэтому я сделал вывод, что сюда они не поднимаются. Смотрите внимательно, запоминайте…