15 
– Што, господин дохтар, много нынче раненых, али тольки хворые? – крикнул ему Огурцов и Сорокин увидел, что Огурцов забирает вправо, пытаясь пройти по дуге, как можно дальше от крыльца, насколько позволяла ширина улицы.
– А ты зайди, солдатик, и сам всё узнаешь. – Голос курившего был на удивление высокий. – А лучше не заходи, дольше проживёшь.
Огурцов хихикнул и шмыгнул носом.
– И на том благодарны, мы уж лучче на свежем воздухе попрохлаждаимся!
– Давай, давай, прохлаждайся! – услышал Сорокин.
Штабс-ротмистр Рейнгардт, капитан-лейтенант Арцишевский и плотный и высокий мужчина, который, несмотря на жару в натопленной избе, не снял ни гражданского пальто, ни военной папахи, встретили Сорокина по-деловому.
– В арьергарде у нас идёт полк…
– То, что от него осталось… Алексей Алексеевич, – вставил мужчина.
– Я так и понял, – кивнул Сорокин.
– А ваше войско, сколько вас?.. – спросил мужчина.
Сорокин услышал его вопрос и посмотрел на Рейнгардта.
– Не смущайтесь, это журналист, корреспондент из ставки Верховного Ива́нов, Всеволод Никанорович, но в военном деле он разбирается не хуже нас.
– Полурота…
– Вы находитесь примерно на середине между нами и полком, и вы, я так полагаю, никаким транспортом, кроме саней, не располагаете?
– Нет, господин капитан, и те не наши…
– Нам надо держать связь с полком, я вам дам более-менее свежего коня. Увидите вестового, покажите ему вот это. – И штабс-ротмистр Рейнгардт протянул Сорокину сложенный вчетверо лист бумаги. – Это приказ относительно вас. Оставляйте вестового вместо себя, пусть отдыхает, силы надо беречь, а сведения от него… в общем, скачите к нам… Ну и так же в обратную сторону. Поняли, поручик?
– Понял, господин штабс-ротмистр!
В это время поднял голову от бумаг Арцишевский.
– Кто у вас был командир?
– Полковник Адельберг, Александр Петрович, господин капитан-лейтенант.
– И что с ним случилось?
Сорокин рассказал о том, что произошло на станции. Арцишевский с сожалением покачал головой.
– При случае сможете узнать ваши вагоны, ваш эшелон?
– Если я не узнаю, мой фельдфебель узнает, он в этом эшелоне почти от самой Самары…
– Ну что же… – Арцишевский посмотрел на Ива́нова:
– Всеволод Никанорович, у вас к поручику были вопросы!
Мужчина кивнул и посмотрел на Сорокина:
– Вы мне кого-то напоминаете, не вы сами, я вижу вас впервые, а…
– Может быть, вы были знакомы с моим отцом, Капитоном Александровичем Сорокиным, гласным Омс…
– …Омской городской думы, известным кадетом… – Да! Вы были знакомы?
Ива́нов встал из-за стола и, качая головой, будто он о чём-то сожалеет, подошёл к Сорокину:
– Крепитесь, молодой человек, они все погибли, точных обстоятельств я не знаю, но по нашим сводкам…
Сорокин на секунду утратил слух и не заметил, как побелели его сжавшиеся кулаки.
Ива́нов, не договорив, повернулся к Арцишевскому:
– Антон Генрихович, у нас есть чем помянуть хороших людей?
Рейнгардт взял Сорокина за плечо и легонько подтолкнул к широкой лавке около стены.
– Сядьте, поручик, для вас это плохая весть, но её придется пережить.
Михаил Капитонович повёл плечом, освободился, но сел, ноги его держали плохо.
– Кто все? Какие все? – спросил он и поднял голову к Ива́нову.
В этот момент и без того большой Ива́нов показался ему огромным, загородившим собою всю комнату.
Ива́нов стронулся с места, присел рядом с Сорокиным и снял папаху, по его высокому лбу катился пот. Он достал из брюк громадный платок и промокнул им лоснящуюся кожу.
– Снаряд… один… шальной… и именно в их сани. Нашли… нет, не стану… – Он отвернулся от Сорокина. – Какой в этом сейчас прок, даже если это было и не совсем так… ваш брат прожил ещё несколько часов.
Подошёл Рейнгардт, в одной руке у него был стакан с мутноватым самогоном, в другой ломоть хлеба с куском консервированной говядины.
– Выпейте и давайте к делу, у нас у каждого кто-то погиб, кто-то пропал.
Сорокин внутренне встряхнулся.
– Извините, господа.
– Мы понимаем, всё так неожиданно, – промолвил Ива́нов, в его большой ладони стакана не было видно.
– А что же вы, закусить, Всеволод Никанорович? – спросил Рейнгардт.
– Да бог с ней, с закуской. Сейчас выпью и завалюсь спать, всё едино отсюда никакой корреспонденции уже не пошлёшь, да и некуда, – сказал он и махнул рукой.
15 
