очень нудно 
182 
– Теперь понюхай и пощупай! – сказал он Сорокину.
Михаил Капитонович принюхался: воздух в парной стал лёгкий, сухой и ароматный.
– Чувствуешь, полынь и… как на сенокосе!.. Ложись-ка вот сюда!
Сорокин послушно лёг на живот, и ему захотелось вытянуться и с краёв лавки обмякнуть и оплыть как опа́ра. Мироныч присел у него в головах.
– Я тебя сюда не зря привёл, здесь нас никто не услышит!
Сорокин удивлённо поднял на него голову.
– Именно што так! Ты, когда со своей королевишной английской в гостиницах кувыркался, вас слушали от перьвого оха до последнего вздоха!
Михаил Капитонович опустил голову. Мироныч посидел ещё минуту, видимо, ждал, что тот скажет, потом со вздохом поднялся, и Сорокин перестал его видеть и даже чувствовать, стал чувствовать только, как над его спиной начал гулять воздух мягкими и горячими волнами. Он понял, что хочет уснуть, он понял, что если он не будет прилагать усилия, чтобы держать пальцы в замке, то руки сами собой распадутся с лавки и будут по обе стороны висеть бессильными плетями. Он понял, что умер и воскресает. Дурной угар стал покидать его организм. И тут сквозь горячий ветер и бархатные шлепки веником по мокрой спине он стал слышать голос Мироныча.
Тот говорил:
– …До тебя у него интереса никакого не было, а до англичанки до твоей… Япония с Англией злейшие друзья-враги, с давних пор, потому у них было подозрение, што она шпионка! Вот и слушали и топали за ней, каждый шаг следили, однако, как я понял, ничего не выследили, потому и дали спокойно убыть… В «Модерне» каждый портье – осведомитель, и недаром, там все иностранцы живут и советские тоже, там вам было не скрыться, хотя, как я понял, ты и не старался…
«Я и не старался…» – слушая Мироныча, думал Михаил Капитонович.
– Ты и не старался, – повторил Мироныч. Он говорил, а Михаил Капитонович слушал и только чувствовал, как всё его тело и душа освобождаются и очищаются от налипшего слоя грязи, и вдруг он дёрнулся всей спиной.
– Ты чё, как конь на лугу, будто тебя как пауты́ обсели?
А Михаил Капитонович затих и стал вслушиваться в себя – а душа у него взбунтовалась! Он только что понял, что снова оказался… в Харбине!
«Зачем? – заорала на него душа. – Какого чёрта ты снова приехал в этот город? Это же убийца! Какого чёрта тебе тут надо?» Михаил Капитонович перестал ощущать Мироныча.
«Ну и что, что ей писал письма какой-то Миллз? Откуда ты знаешь, что это… – Тут душа проявила такт и никак не назвала Сэма Миллза, ну, не любовником же, когда Элеонора почти каждую ночь спала в его постели и в свою первую постель она легла с Сорокиным. – И что ты тут будешь делать? Это западня! Капкан! Пропасть хочешь? Смерти захотел?» Тут Михаил Капитонович снова весь вздрогнул и услышал и почувствовал Мироныча, потому что тот хлёстко ударил его веником и закричал:
– Береги-ись!!!
И на Сорокина обрушилась… ледяная Сунгари! Нет – Иртыш! Весь Северный полюс! Сорокина шибануло током, обожгло льдом, его спина разорвалась вдоль позвоночника и выпустила душу. В глазах потемнело.
– Живой? – через мгновение, как будто издалека, он услышал голос Мироныча. – А? Ледяной тебя водичкой!.. Щас твоя душенька полетает и в тебя же и вернётся, только ты уже будешь чистый, аки младенец! А? Как чувствуешь себя?
Михаил Капитонович слизнул с верхней губы каплю и не знал, что сказать.
– Мироныч! А меня научишь так па́рить? Тебя ведь некому!
Все мысли, которые за секунду до этого ядовито змеились в его голове, кудесник Мироныч смыл единой шайкой ледяной воды.
Лёгкий, сухой и ароматный Сорокин бежал по Биржевой.
«Сегодня девятое… Сегодня девятое… Сегодня девятое!..» – твердил он.
Сегодня было 9 мая, они с Элеонорой уезжали 6 мая, Ива́нов сказал, что он приехал в Харбин на три дня.
«Успею?.. Застану?.. Ч-чёрт!»
Он взбежал на третий этаж и дёрнул за шнурок дверного звонка. Открыли сразу. Это был сотрудник агентства, пожилой мужчина в чёрных суконных нарукавниках. Он узнал Сорокина и отступил в сторону. Сорокин с облегчением вздохнул – значит, Ива́нов ещё здесь! Ива́нов вышел ему навстречу, он был одет в китайскую военную форму без погон.
– У меня, – он обратился к Сорокину, как будто бы ждал его, – сорок минут до отхода поезда, если вы можете, проводите меня, я смогу вам что-то рассказать в буфете… ну и по дороге… Элеонора Боули мне дала телеграмму! Если вас это ещё интересует.
– Нет! – с ходу ответил Сорокин. – Меня интересует только Штин.
182 
