24 
– Не знаю. Об этом еще рано думать. Я люблю Индию. Может, съезжу в Шри-Ланку за новой визой и вернусь. Может, поеду в Таиланд или на Андаманские острова.
– А ты не устаешь все время болтаться по миру? Неужели тебе не хочется где-нибудь осесть?
– Когда мне хочется осесть, я оседаю. Как, например, сейчас в Нагире. Я ведь живу там оседлой, упорядоченной жизнью. Все время путешествовать тоже надоедает. Однажды я путешествовал год без долгих остановок – ни в одном месте не задерживался дольше, чем на два-три дня. Примерно через полгода таких скитаний я просыпался утром в очередной гостинице и долго вспоминал, где я теперь нахожусь. Странное чувство. Очень интенсивная жизнь. Мне казалось, что перед моими глазами мелькает калейдоскоп постоянно меняющихся картин, событий, людей. Я тогда постоянно вел дневник и все самые забавные истории и события записывал. Но долго так жить устаешь. А ты, как я понял, через два месяца вернешься в Сан-Франциско на работу?
Она отвела глаза в сторону и улыбнулась.
– Кто знает? Еще рано об этом думать.
Что это она такое говорит? Что значит, кто знает? Она прекрасно знает, что должна быть в августе на работе: стоять, как штык, у балетного станка и входить в форму. В конце августа у них начало сезона и, как обычно, на нее свалят кучу спектаклей. Ее будущее ясно как день. Теоретически. Но откуда взялось это странное, неизвестное ей раньше чувство неопределенности? Откуда это ощущение, что будущего нет? Даже самого ближайшего?
– А ты способная ученица, девочка. Мудреешь на глазах, – с легкой иронией сказал Крис. – Действительно, никто не знает, что его ждет в следующую минуту или даже секунду. Но для спокойствия ума людям удобно строить планы. Трудно жить в подвешенном состоянии. И потом, без Планов и идей ничего в этой жизни не происходит. А какие еще места в Индии ты хотела бы посетить?
– Я собираюсь съездить в Конарк, посмотреть Храм Солнца, а потом проехаться по Восточной Индии до Варанаси. Говорят, в этот древний город съезжаются старики со всей Индии в надежде умереть на берегах священной Ганги и отправиться на небеса. Ты веришь в эту сказку?
– Да, – твердо ответил он.
– Почему?
– Потому что это благородная и красивая идея, и она помогает людям спокойно умереть. Даже если это неправда, умирать с мыслью о рае куда приятнее, чем метаться в ужасе перед неизвестностью.
Кэрол задумалась: мудро.
– А у тебя есть семья, Крис? Родители, родственники? – снова спросила она.
– Ты имеешь в виду компанию странных, несчастных типов, которые однажды вообразили себе, что я часть их собственности, и моя жизнь должна стать точной копией их убогого существования, лишенного света и поиска? Мне трудно назвать этих людей своей семьей. Моя семья там, где я живу, она – те люди, которые меня окружают в настоящее время. – Он тяжело вздохнул. – Хотя я очень люблю своих родителей и младшую сестру.
– Понятно. Они не одобряют твой образ жизни, и на этой почве у вас раздоры.
– Хуже. Ты могла бы, например, быть счастливой, видя, как твой ребенок страдает, потому что занимается не тем, что ему по душе? Мои родители при виде моих мук только пыжились от гордости. Конечно же, старинный, богатый, аристократический род Бишопов – все должны быть образованными, чопорными, фальшивыми и скучными. – Он явно разгорячился. – Представляешь, меня после колледжа засунули в Оксфорд, и я там два года тупел над книгами, пытаясь изучать историю. И вот однажды, готовясь к весенним экзаменам, я выглянул за окно своей комнаты и увидел, что за унылыми стенами течет река жизни – живая, полноводная, настоящая, а я сижу и ковыряюсь в событиях, которых уже нет и, кто знает, может, никогда и не было. И я захлопнул учебник и прыгнул в живой поток. Мои родители не могут мне простить этого: как я мог так дерзко и безрассудно отказаться от их опеки и денег?
– Извини, что заставила тебя говорить на эту тему.
– Наоборот, спасибо, что напомнила мне об этом. Я знаю, что сделал правильный выбор, и надеюсь, что мои родители поймут это однажды. – Он помолчал. – У тебя наверняка все было по-другому. Расскажи о своей семье, – попросил он.
– Мне кажется, что обо мне ты сам все уже знаешь, – сказала Кэрол. – Самая заурядная судьба американской девочки. Небогатые, но понимающие и любящие родители. Еще в раннем детстве заметили во мне страсть к танцам. Отправили в студию. Я выучилась и стала солисткой. Вот и все. И я очень благодарна своим родителям. Ой, кстати, – вдруг переполошилась она, – я совсем забыла, что у меня с собой фотоаппарат. Нужно сделать несколько снимков, чтобы послать им. Черт, жаль, что я не сняла тропинку, на которой получила крещение в этих горах, и тот чудесный водопад.
24 
