56 
Ратлидж задержал дыхание, потом выдохнул, держа в руках чашку и безуспешно пытаясь отсечь в голове предупреждения Хэмиша.
— Вы ведь знаете, что такое тяжелая контузия?
Она посмотрела ему в глаза:
— Я видела это.
Ему показалось, что она насторожилась.
Он не мог заставить себя продолжать. И, понимая, что не сможет ей все рассказать, сменил тему:
— Моя сестра тоже знает такого доктора. Он пользуется доверием пациентов.
— Редкий дар, — согласилась она, поставив чашку на стол. — Расскажите о Суссексе.
Рассказать про Суссекс, не затрагивая темы убийств, было невозможно. Он порылся в памяти.
— Там есть магазин военных вещей и оружия. От оловянных солдатиков до старинных секир. Был даже кремневый нож.
Мередит заинтересовалась:
— Каменный нож? И сколько же ему лет?
— Очень старый. Я его купил и послал другу, который, скажем так, интересуется подобными вещами. Он только что ушел в отставку из Ярда.
Вместо того чтобы просто приятно провести время в обществе Мередит, как вначале задумывалось, он все испортил, затеяв никому не нужный и бессмысленный разговор. Она почти допила свой кофе. И вдруг задала неожиданный вопрос:
— Иен, вы ведь знаете, что я была медсестрой во Франции?
Он замер, как будто предполагая, куда приведет развитие темы. Интересно, что она видела и слышала, когда его принесли без сознания на пункт скорой помощи после того, как его засыпало землей при взрыве и он чуть не задохнулся, погребенный заживо. Он был контужен, не понимал, где находится и что говорит. Он ее не видел и не знал, что она была там. Это выяснилось в прошлом году, когда он встретил ее в Лондоне на вечере по случаю празднования Нового года.
— Да, — только и мог он из себя выдавить.
Но она, хотя и видела его смущение, тем не менее продолжила:
— Я пошла медсестрой на фронт по эгоистическим причинам. Мой муж пропал в самом начале войны, в бою под Монсом. Я думала, что если попаду во Францию, то смогу его отыскать. Или хотя бы услышать о нем какие-то вести. Все лучше, чем сидеть дома в полной неизвестности. Но я пробыла на фронте три года и ни разу не встретила человека, который мог мне сказать, жив мой муж, или мертв, или в плену.
Мередит никогда до этого не упоминала о своем муже.
— Мне очень жаль, — сказал Ратлидж искренне.
Мередит подняла на него глаза и коротко улыбнулась:
— Спасибо. — Она перевела взгляд на окно и стала следить за движением автомобилей. — Я называю себя вдовой, продолжила она, спустя некоторое время, — так более… Скажем, так более приемлемо в обществе. Но являюсь ли таковой?
— А вы хотите быть вдовой? — спросил Ратлидж.
Она отодвинула чашку:
— Поздно уже. Мне пора. Спасибо, что поговорили со мной, Иен.
Он не двинулся с места.
— Так вы хотите быть вдовой, Мередит?
Она взглянула на него:
— Я хожу на концерт каждый год в день его рождения. Я храню память о нем, поддерживаю близкую связь с его семьей и часто их навещаю. — Глаза ее наполнились слезами, она отвернулась. — Но мечтаю я о тебе, Иен. И я не могу жить с таким грузом вины.
Прежде чем он успел что-то произнести или удержать ее, она встала и пошла к выходу, опустив голову, чтобы никто не видел ее лица. Он пошел было за ней, но понял, что этого не следует делать. Отель — не место для подобных сцен.
К столу подошел официант и спросил, не желает ли он еще что-нибудь.
Глядя в окно, как Мередит идет к своему автомобилю, Ратлидж ответил:
— Виски. Если у вас есть.
Хэмиш тут же сказал: «Какое значение имеет — вдова она или нет. Ты все равно не можешь сказать ей правду».
И эти слова гулом отдались в его голове.
Он понял, что не имеют значения ни его чувства к Мередит Ченнинг, ни ее переживания. Не имеют значения потому, что все равно между ними ничего не может быть. И не надо обманывать себя.
Следующее утро он начал с разбора бумаг, накопившихся на столе и давно ждавших его внимания, но скоро понял, что ничего не получится, потому что он думает о другом. Отодвинув бумаги в сторону, он достал из кармана листок с информацией, полученной от хозяина магазина о кремневом ноже, и стал ее изучать.
Чарльз Генри. Человек, который утверждал, что его дедушка нашел нож в своем саду в Восточной Англии, далеко от Суссекса. Если это правда, почему этот Чарльз Генри продал нож в Гастингсе? Почему не предложил музею? Если же ему хотелось выручить за него больше денег, то была еще дюжина мест, где могли заинтересоваться ножом. Например, Лондон. Почему он выбрал маленький магазин на задворках Гастингса? Если только он не живет где-то рядом.
56 
