Джимми сидел с Амброзом, сыном Брюса Рида в офисе его отца, обсуждая детали панихиды и похорон, жалея, что ему приходится иметь дело не с самим Брюсом, а с этим юношей, который выглядел так, будто только что выпорхнул из стен колледжа. Для Джимми много легче было представить его, играющим во фрисби, чем украшающим гроб; в его голове не укладывалось, как такие мягкие холеные руки могут там, в комнате для бальзамирования, прикасаться к мертвым.
Он сообщил Амброзу дату рождения Кейти и ее номер в системе социального страхования, и парень, взяв ручку с золотым пером, занес эти данные в форму, закрепленную на наклонном пюпитре с зажимами, а затем бархатным голосом — видимо, так его отец говорил в молодые годы — произнес:
— Хорошо, хорошо. Скажите, пожалуйста, мистер Маркус, вы предпочитаете традиционную католическую церемонию? Поминки, мессу?
— Да.
— Давайте сделаем поминки в среду?
Джимми согласно кивнул.
— Мы уже договорились с церковью на девять часов во вторник.
— Девять часов, — повторил юноша и записал эту цифру. — Вы уже решили, когда устраивать поминки?
— Мы решили провести их в два приема. Один с трех до пяти, а второй с семи до девяти.
— С семи до девяти, — повторил юноша, записывая и эти цифры. — Я вижу вы принесли фотографии. Очень хорошо.
Джимми посмотрел на стопку фотографий в рамках, лежащих у него на коленях: Кейти в день окончания школы. Кейти с сестрами на пляже. Кейти вместе с ним на торжественном открытии магазина, тогда ей было восемь лет. Кейти, Ив и Дайана. Кейти, Аннабет, Джимми, Надин и Сэра в аквапарке «Шесть флагов». Кейти в свой шестнадцатый день рождения.
Почувствовав невыносимое жжение в горле, он положил стопку фотографий на стул, стоящий рядом; после нескольких глотательных движений жжение прошло.
— Что вы решили в отношении цветов? — спросил Амброз Рид.
— Сегодня я передал заказ Кнопфлеру, — ответил Джимми.
— А извещение?
Глаза Джимми впервые встретились с глазами молодого человека.
— Извещение?
— Да, — ответил юноша, устремив взор на пюпитр. — Как, по-вашему, должно выглядеть извещение. Мы, конечно, можем сами составить его, но вам тогда необходимо сообщить нам основную информацию насчет того, что должно быть указано в нем. Может быть, вы предпочитаете денежные пожертвования вместо цветов, ну и прочие ваши желания.
Джимми отвел взгляд от успокаивающих глаз юноши и стал пристально смотреть в пол. Под ними, где-то в подвальном этаже этого белого здания, построенного в викторианском стиле, в комнате для бальзамирования лежит Кейти. Брюс Рид, этот мальчишка, и два его брата будут видеть ее голой, когда начнут ее обмывать, будут трогать ее руками, гримируя и украшая ее. Их холодные ухоженные руки с наманикюренными пальцами будут сновать по ее телу. Они будут поднимать ее руки и ноги; они будут брать ее за подбородок большим и указательным пальцами, чтобы повернуть голову, как надо. Они будут расчесывать ее волосы.
Он думал о своем дитя. Голое, ничем не прикрытое тело его Кейти, медленно теряющее свой естественный цвет, лежало, ожидая, когда эти чужие ей люди в последний раз прикоснуться к ней — возможно, прикоснуться осторожно и аккуратно, но это будут казенная осторожность и профессиональная аккуратность. А потом они положат в гроб сатиновые подушечки, на которых упокоится ее голова, а потом ее, с кукольным застывшим лицом, обряженную в любимое голубое платье, вкатят в ритуальный зал. Ее будут рассматривать, над ней будут читать молитвы, будут обсуждать ее кончину и горестно причитать, а затем, в конце концов, придет черед погребения. Ее опустят в глубокую яму, вырытую людьми, никогда ее не видевшими и не знавшими, и Джимми услышит, как комья земли падают на крышку гроба с таким глухим для его слуха звуком, словно сам он находится вместе с ней там внутри.
И она останется лежать в темноте под шестифутовым слоем земли, на котором скоро вырастет трава, которую будет обдувать свежий ветер, но ей уже никогда не увидеть травы и не почувствовать свежего дыхания ветра. Она будет лежать там тысячи лет и не сможет услышать даже шагов людей, приходящих на ее могилу, до нее не дойдет ни единого звука из мира, оставшегося там, наверху, потому что между ней и этим миром будет земляная толща.
Я убью его, Кейти. Не знаю, как, но я найду его раньше, чем его найдет полиция, и я убью его. Я затолкаю его в яму, более страшную, чем та, в которую собираются положить тебя. Я сделаю так, что похоронщикам и гримировать будет нечего. Некого будет оплакивать. Я сделаю так, что он вообще исчезнет, как будто никогда и не жил, как будто его имя и все, кем он был или кем себя сейчас считает, стало мгновением, промелькнувшим во сне других людей, о котором они, проснувшись, забыли.