11 
Ее взгляд привлекла основательно утоптанная тропинка, словно едва заметный длинный шрам, протянувшаяся через серебристо-зеленые заросли полыни. Тропинка вилась по пологому горному склону и исчезла на полпути к вершине в широкой вулканической нише, поросшей зеленью. Горячий источник, на поверхности которого то и дело появлялись пузырьки, оставался скрытым от глаз. Источник был хорошо известен местным жителям и любим подростками, собиравшимися здесь, чтобы выпить несколько жестянок пива с друзьями или уединиться с подружками.
Проезжая это место, Иден крепче вцепилась в баранку и держала ее так цепко, что костяшки пальцев побелели от напряжения. До ее ранчо оставалось ровно семь миль и более двадцати — до города. Если бы только она не улизнула из дома в ту ночь четырнадцать лет назад! Если бы только она не согласилась встретиться с Джефом Де Пардом… Если бы только она поехала в город, а не на ранчо… возможно, все было бы теперь иначе.
Иден изо всех сил нажала на газ. Скорее прочь от этого места! Стоило ей закрыть глаза, как перед ней всплывала та жуткая ночь…
Мокрые от крови руки, скользившие по баранке, мокрая от крови блузка, мокрое от крови сиденье машины…
Рядом с ней лежал Джеф Де Пард — тело его раскинулось неуклюже под немыслимым углом, одна необычным образом согнутая нога упиралась в дверцу машины, другая свисала через край сиденья. Кровью была пропитана его рубашка и повязка, которую она, как сумела, наложила ему поверх уродливого пулевого отверстия в грудной клетке. При каждом вдохе в желудке у нее снова начинало бурлить, потому что она ощущала тошнотворный и странно сладкий запах крови.
— Где же поворот к ранчо? — В ее произнесенных шепотом словах звучала невысказанная мольба. Дрожащая и до смерти перепуганная, Иден всматривалась в дорогу впереди, стараясь проникнуть взглядом сквозь темноту дальше света, отбрасываемого передними фарами ее грузовика. Ей казалось, что до сих пор не было ночи темнее этой. — Боже, не дай мне пропустить поворот!
На мгновение все ее тело содрогнулось от рыданий, а слезы затуманили глаза. Она смахнула их тыльной стороной руки и сильнее нажала на акселератор. И, как бы отвечая, пикап тотчас же рванул вперед, задел за оказавшийся на дороге холмик, накренился набок, и от резкого движения баранку чуть не вырвало из рук.
Обмякшее тело Джефа бросило вперед; ухватив его одной рукой, Иден с трудом сумела выровнять машину. Каким-то образом ей снова удалось не дать Джефу соскользнуть с сиденья.
Она успела бросить на него беспокойный взгляд. В тусклом и жутком свете приборной доски его лицо казалось серым, глаза были закрыты, и с губ не слетело ни звука.
Ранчо. Ей надо было добраться до ранчо. Там был телефон. И помощь. Она не хотела думать о том, как встретится с дедом, как расскажет ему обо всем, что произошло. Ее глаза снова наполнились слезами.
— Ты не можешь умереть, — не переставая шептала она. — Черт бы тебя побрал, не можешь!
Но он смог.
Ее арестовали этой же ночью, предъявив обвинение в преднамеренном убийстве. Де Пард об этом позаботился.
С его точки зрения, она стала причиной смерти брата, которого он вырастил и воспитал как сына, и за это заслуживала наказания, сурового наказания.
В течение всех трех лет, пока длились юридические словопрения, предшествовавшие суду, Де Пард распространял злобные слухи о том, что она убила Джефа в приступе ревности, после того как застала его с другой женщиной. Кое-кто ему и верил. Кое-кто — нет, хотя немногие отважились сказать Де Парду это в лицо.
Когда присяжные в далекой Топонахе приняли вердикт о ее невиновности, Де Пард был в ярости. Он называл это вопиющим попранием правосудия. Иден надеялась, что в конце концов он примирится с оправдательным приговором. Но ничего подобного: он продолжал копить в себе злобу, и в конце концов печаль и горечь превратились в настоящую ненависть и жажду мести, ставшую ненасытной и свирепой.
Чем же все это кончится? Иден не знала.
— Ну вот наконец и дома, — пробормотала она, остановив машину при въезде во двор.
Обогнув корали и другие надворные постройки, Иден направилась прямо к дому — построенному в стиле асиенды двухэтажному строению. На обоих этажах вдоль фронтона шли деревянные галереи, и ветры пустыни добирались до ступенек парадного крыльца.
Дом не впечатлял своими размерами: он не был ни большим, ни импозантным, но простым и прочным, построенным надолго. Для Иден этот дом олицетворял сердце ранчо «Шпора», и его корни покоились глубоко 8 здешней земле. Она не могла себе представить, что когда-нибудь покинет это место. Во всяком случае, по доброй воле.
11 
