очень нудно 
118 
Иден вернулась в гостиную их общего номера, ощущая, как жесткая, грубая джинсовая ткань трется о кожу. После того как она целый день провела в платье, это было странное ощущение. Подавляя побуждение ходить по комнате, она со все растущим напряжением ждала, когда Киннкэйд закончит говорить по телефону.
Через несколько минут он появился на пороге гостиной, но, увидев ее, остановился в нерешительности.
— Ты узнал, где Винс, да? — спросила Иден, пристально глядя ему в глаза.
Киннкэйд нахмурился. Теперь в этом лице не осталось и намека на нежность и теплоту.
— Да, — честно, без обиняков ответил он, потом после недолгой паузы добавил: — Прости, Иден, но… Короче, имя Аксель Грей что-нибудь тебе говорит?
— Да, — едва сдерживая ярость, произнесла она. «Какого черта Винс все еще не убрался из Рино! — мелькнуло у нее в голове. — Ведь ему давно следовало уехать отсюда».
— Черт возьми, Иден, — взорвался Киннкэйд. — Почему ты ничего мне не сказала об этом? Ты могла бы нас обоих избавить от…
Он осекся и отвернулся.
«Избавить от… чего? — думала Иден. — От бесчисленных страданий?»
И она согласилась, что договаривать эту фразу ему не следовало.
— Винс — мой брат, Киннкэйд. Он бросил на нее свирепый взгляд:
— Думаешь, я об этом не жалею?
Он взял шляпу и нахлобучил ее на голову, потом двинулся к двери, на ходу выуживая из кармана ключи от машины.
До того как он открыл дверь, Иден схватила Киннкэйда за руку, стараясь удержать.
— Не преследуй его, пожалуйста.
Это звучало как просьба, но не как мольба — умолять она не умела.
— Я должен.
Он старался не поддаться Иден. Он был предан своей сестре так же, как она брату. Он обязан был это сделать в память Марси.
— Нет, не должен, — возразила Иден. — Ты можешь оставить его в покое. Просто забудь, что он сделал тебе. Притворись, что этого никогда не было, и иди своей дорогой.
— Нет.
Ответ, состоящий из одного слова, ужалил ее больней, чем если бы он кричал и бранился.
— Если бы то, что только что было между нами, то, что мы оба почувствовали, имело для тебя значение, ты бы остановился. Ты бы оставил его в покое.
— Так ты потому пошла на это? — В голосе Киннкэйда слышался жаркий вызов. — Ты поэтому легла со мной в постель? Чтобы иметь против меня оружие?
Иден ударила его, и звук пощечины прозвучал как объявление военных действий. Кипя от ярости, с глазами, полными слез, она резко повернулась, чтобы уйти.
— Нет! — Киннкэйд схватил ее за руку и повернул лицом к себе, рванул, притягивая ближе. Она сопротивлялась, но Киннкэйд схватил Иден за голову, с силой прижимая к своему плечу.
— То, что случилось между нами, — сказал он, — нечто особенное. — Голос его еще дрожал от гнева. — И теперь никто не сможет разлучить нас. Ни ты, ни я.
— Да, давай стараться изо всех сил, чтобы не испортить развлечения. — Ее голос был полон сарказма, смешанного с болью и гневом.
Киннкэйд судорожно вцепился ей в плечи и посмотрел в лицо.
— Сегодня вечером мы занимались любовью. Слышишь? Любовью. И никак иначе это не назовешь. — Он заметил в ее глазах нерешительность и боль. — Ни один из нас не готов к тому, чтобы назвать вещи своими именами, Иден, но это ничего не меняет. Ты считаешь, что должна защитить брата. Прекрасно. Но не пытайся помешать мне, тогда я не буду мешать тебе. Ладно? — Он выпустил ее и протянул руку. — Согласна на сделку?
Иден колебалась, потом сказала:
— Я иду с тобой.
— Не имею ничего против.
— Иными словами, сделка состоялась, — тихо сказала Иден и пожала ему руку, но не улыбнулась в ответ.
Киннкэйд вышел; Иден, взяв шляпу, последовала за ним. Сделке не суждено было просуществовать долго. В этом Иден была уверена. Между ними неизбежно должны были возникнуть трения, и все высокие слова Киннкэйда о любви и намеки на чувства должны были рассеяться как дым.
Дым. Это было не чем иным, как дымом. Попыткой лишить ее зрения, подчинить своей ноле. При всем своем интересе к нему, при всем споем особом отношении, какое никогда ее не связывало ни с одним мужчиной, она его не любила. И не должна была полюбить.
Мужчины — эгоисты. Всегда все должно было вертеться вокруг их прихотей и амбиций. Компромиссы они оставляли на долю женщин, предоставляя им право приспосабливаться, уступать. Пока интересы и желания женщины совпадали с интересами мужчины, все было прекрасно, но стоило женщине сделать шаг в сторону, начинались ссоры и стычки, в которых женщина всегда оставалась побежденной.
118 
