очень нудно 
125 
Услышав это, Иден вдруг оцепенела. Потом слезы брызнули из ее глаз.
— Но ведь дело не только в Джефе. Верно? Каждый раз, когда к тебе приближается мужчина, каждый раз, когда ты испытываешь искушение, ты вспоминаешь о тех мужчинах, которых знала всю жизнь. Об отце, бросившем тебя и ни разу не приехавшем навестить, о никчемном братце, который появляется, только когда ему нужны деньги, и о наемных работниках, ковбоях, нанимающихся к тебе только на несколько месяцев.
— Не понимаю, о чем ты говоришь.
— Не понимаешь? — Киннкэйд пристально посмотрел ей в глаза. — Ты можешь ненавидеть их, если хочешь. И Бог свидетель — есть за что. Но будь я проклят, если ты посмеешь сравнивать меня с кем-нибудь из них.
— И даже с Де Пардом? Киннкэйд помрачнел.
— Винс. Вот в чем дело. Верно? Ты решила, что у нас ничего не получится из-за моей ссоры с ним, которая в конце концов разрушит отношения между нами.
— А разве не так? — вытирая слезы, с вызовом спросила она.
— Только если мы позволим этому случиться.
— Ты дурак.
— А ты трусиха. Боишься проверить правоту моих слов.
— Нет!
— Докажи это.
Тотчас же его рот приблизился к ней, и он поцеловал ее, но не с нежностью и не со страстью, уже знакомыми ей, — это был жадный, свирепый, требовательный поцелуй, полный жажды обладания.
Иден не удалось избежать его. Пытаясь не замечать, как кровь ее закипела от этого поцелуя, она закрыла глаза. Когда наконец он, разгневанный, оторвался от нее, она решила, что ее единственное спасение — равнодушие. Главное — не показать, как волнительна для нее его близость.
— Конец, верно?
— Да…
Он почувствовал в ее голосе нотки отчаяния.
— Нет, любовь моя, до конца еще далеко. Ты воображаешь, что твое сердце так стучит от гнева? Думаешь, двое могут пережить то, что случилось с нами, а готом расстаться и забыть?
Вконец измученная раздиравшими ее душу сомнениями, Иден молчала.
— Я уверен, что это невозможно, — продолжал Киннкэйд. — Да и ты тоже не веришь.
И снова его жадный, требовательный рот прильнул к ее губам.
Решив про себя ничего ему не давать и ничего не брать, Иден словно спала. Но под его натиском долго так продолжаться не могло. Очень быстро ее дыхание участилось, а губы стали нежными и мягкими.
Киннкэйд не соблазнял ее. Он сокрушал волю Иден и бросал ей вызов. Отвечая на этот вызов, Иден была столь же страстной, но его ничто не могло удовлетворить.
Он стянул с нее куртку и рубашку. В его прикосновениях уже не было нежности их первых объятий. Его руки легли на обнаженную грудь, он ласкал, дразнил и целовал ее, пока соски не стали твердыми. Разгоряченная, ощущая потребность в нем, она, извиваясь всем телом, застонала.
И средь белого дня, при ярком сиянии солнца их окутала темнота, черная бархатная темнота этого головокружительного вихря. Воздух вокруг них сгустился и стал тяжелым. Каждый раз, когда Иден делала попытку вздохнуть, он застревал где-то в горле и она стонала.
Полная нетерпения и желания делать то же, что и он, так же дразнить и возбуждать его, Иден рванула его рубашку. Не прерывая ни на мгновение своих жарких влажных поцелуев и торопливых ласк, они разделись.
И в прошлый раз Иден узнала силу всепоглощающей страсти. Но по сравнению с тем, что она ощущала сейчас, прежнее знание казалось детской игрой. Теперь все ее тело содрогалось от столь похожего на боль наслаждения. Обезумев от переполнявших ее чувств, она впилась ногтями ему в плечо.
И вот, оказавшись совсем близко, он задрожал, проникая в нее все глубже и глубже. Она изогнулась, чтобы встретить его. По их коже струился пот, источавший аромат страсти, острый и пронзительный, как сломанные стебли полыни.
Киннкэйд чувствовал, как изнывает его плоть, как стремительны движения ее бедер, как невыносимее становится ожидание конца этого безумного, страстного и несказанно прекрасного единения.
Чувства его были на пределе. Он видел солнечные блики, слепившие глаза, слышал шелест одежды, вкушал жар ее тела. Но реальность бытия, казалось, исчезла, растаяла словно дым. И вдруг будто взрыв, будто огненный всполох — наступило мгновение жгучего, потрясающего все тело, расплавляющего наслаждения.
Когда протяжный крик Иден эхом зазвенел у него в ушах, он прижал ее к себе еще крепче. Его рука в забытьи блуждала по ее влажному телу, по талии и бедрам, и в этой ласке была разделенная близость, от которой сердце постепенно приходило в себя, а дыхание становилось медленным и ровным.
125 
