очень нудно 
22 
В дверь постучали.
– Наверное, кофе принесли, – сказала Реми.
В комнату вплыл официант, с видом фокусника держащий на ладони тяжелый поднос. Воцарилась гнетущая тишина, но официант и глазом не моргнул, а принялся невозмутимо расставлять посуду на журнальном столике: сначала поставил фарфоровые чашки и блюдца, потом молочник со сливками и сахарницу. А посередине водрузил вазу с цветами.
– Налить вам кофе, мадам? – спросил официант, взяв в руки кофейник из нержавеющей стали.
– Нет, спасибо.
– Хорошо, мадам, – высокомерно фыркнул молодой человек, протягивая Реми счет.
Реми торопливо расписалась и вернула ему бумажку. Официант удалился.
– Выпьешь кофейку? – спросила она брата.
– С удовольствием.
Реми налила в чашки дымящийся кофе и потянулась за сливками.
– Ты любишь, чтобы сливок было много, а сахару чуть-чуть, так ведь?
– Совершенно верно, – усмехнулся Гейб. – Я вижу, память к тебе постепенно возвращается.
– Мне тоже хотелось бы в это верить, – с деланной небрежностью откликнулась Реми.
– Но что с тобой все-таки произошло, Реми? Почему ты потеряла память? Я так до конца и не понял. Это был несчастный случай, да?
– Инспектор полиции говорит, я отбивалась от какого-то типа. – Реми отхлебнула кофе и поморщилась, вспомнив, как саднили опухшие губы. – Он меня ударил. Я упала, стукнулась головой о дерево и потеряла сознание. Очнулась уже в больнице. Мне наложили на рану полдюжины швов. Я ничего не помнила. Кто я, где живу, чем занимаюсь – все тонуло в тумане. Врач сказал, что амнезия – это следствие травмы, ведь у меня было сотрясение мозга.
– А мужчину, который на тебя напал, поймали?
– Нет. Он бросился бежать и исчез в толпе. Полиции даже не удалось получить его детального описания, а я… я не могла им помочь. Мне до сих пор не понятно, был это мой знакомый или какой-то чужой человек. – Реми вздохнула. – Послушай, а что тебе известно про события того вечера, Гейб? Как это я оказалась на площади Массена?
– В тот вечер мы собрались в отеле недалеко от площади, – нерешительно произнес Гейб. – Мы – это ты, я, Марк с тетей Кристиной, Ланс с женой Джули, Диана, Кэти и их мужья. – Гейб перехватил недоуменный взгляд сестры и поспешил пояснить: – Диана и Кэти – дочери Марка, они обе младше Ланса. Хоть это и наши двоюродные сестры, надо признаться, я их недолюбливаю. Они пустые и тщеславные, думают только о том, как бы свести знакомства с «нужными людьми», одеться по последней моде и дать детям «приличное образование»… Но что поделаешь? В тот вечер мы праздновали карнавал, и, естественно, не обошлось без наших милых сестричек. В последний раз я тебя видел в толпе родственников. Потом ты куда-то исчезла. Я решил, что ты вернулась на яхту. Меня это не удивило. В конце концов, все эти празднества нам давно осточертели. Ну а на следующий день, когда тебя не оказалось на борту, никто тоже не насторожился. Ты собиралась уезжать, мы об этом знали. Мне – как, впрочем, и остальным – даже в голову не пришло, что с тобой случилось несчастье. Мы бы не улетели из Ниццы, если бы заподозрили неладное.
– Да, конечно.
Неожиданно в номер вошел Коул. При виде его Реми виновато потупилась. Коул остановился в дверях, пристально глядя на нее, но она старалась не встречаться с ним глазами. Она больше не доверяла ему, но в то же время у нее Бог знает почему было смутное ощущение, будто она совершает предательство.
– Ну что? Экипаж готов? – спросил Гейб.
– Да, летчики уже на пути в аэропорт. Нам надо поторопиться. Теперь все зависит от нас.
– Дайте мне на сборы двадцать минут, – попросила Реми и торопливо вышла из комнаты.
8
Реми видела в иллюминатор заходящее солнце, позолотившее на прощание пляжи и здания Ниццы. Чем выше взмывал самолет над заливом, тем меньше казались элегантные гранд-отели на Английском бульваре. Вот уже и «Касл-Хилл», этакий опознавательный знак города, который заметен практически с любой точки, превратился в расплывчатое пятнышко, а зеленые холмы и далекие горы, наоборот, выросли и нависли над Ниццей. Вскоре город исчез. Реми откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза.
Она возвращалась на родину, в Новый Орлеан… Но при этом не испытывала радости. Наоборот, в ее душе прочно поселилась смутная тревога.
– Устала? – спросил Гейб, сидевший по другую сторону прохода.
– Нет, – печально покачала головой Реми.
22 
