Дуги, обычно скорый на словцо и действие, неожиданно стал скрытничать. Когда она везла его из школы домой, каждое слово приходилось вытягивать из него, словно клещами, а уж по собственной инициативе он вообще редко что-либо рассказывал. Дома тоже было немногим лучше. Большую часть времени он проводил у себя в комнате, где готовил домашнее задание или болтал по телефону. Ясно было, что он по какой-то причине находился в угнетенном состоянии, чему немало способствовала и размолвка между родителями.
Бен редко поднимал на нее глаза, редко разговаривал с ней и совсем не пытался к ней прикоснуться. Он жил в доме и в то же время словно бы и не жил там. Впрочем, даже это можно было поставить под сомнение. Когда она приехала, она предполагала, что он, как обычно, сидит у себя в мастерской, но дом оказался пустынным. В студии было темно, на все карандаши и ручки аккуратно были надеты колпачки, а все бумаги лежали аккуратными стопками. Телевизор тоже не работал. В гараже не было его машины.
Она уселась на привычное место на кухне, не столько ожидая возвращения мужа, сколько стараясь решить, что делать дальше. Если бы Бен был дома, с ним можно было бы начать разговор. Она имела это в виду, когда уходила с работы раньше обычного. Но в доме было так же тихо и пусто, как и в ее мыслях. Она почувствовала себя беспомощной, как никогда. Полное незнание того, что делать, было так же плохо, как не знать самое себя.
Ирония заключалась в том, что она знала много всевозможных вещей, но, как выяснилось, не знала главного. Она досконально изучила, как функционирует человеческий организм, посещая курс за курсом в медицинском институте и читая специальную литературу, и в результате стала хорошим специалистом. Она могла извлечь различные органы, почистить их, починить и поставить обратно. Но она не умела создавать. Она не могла сделать что-нибудь там, где раньше ничего не было. Она не могла заполнить окружающую пустоту новым смыслом.
Когда ее муж и сын почти перестали с ней общаться, она поняла, что из ее жизни ушло самое главное, и она продолжала механически выполнять привычную работу, словно повинуясь одной только инерции. Это не могло долго продолжаться. Пустота внутри нее увеличивалась и, как черная дыра, должна была в один прекрасный день поглотить ее самое.
Она думала о том, куда мог деться Бен. Возможно, он поехал по почту. Или в Таверну. Или, чего еще доброго, в библиотеку.
Она сцепила пальцы вместе, потом расцепила и положила ладони на непокрытую поверхность кухонного стола. У нее были тонкие, красивые и ловкие руки. Ногти были аккуратно пострижены и не покрашены лаком. За долгие годы работы в клинике, когда ей приходилось мыть руки бессчетное число раз в течение дня, никакие увлажнительные для кожи кремы не спасали. Да и наносить их на руки не имело особого смысла – все равно смоешь через минуту. У нее были настоящие рабочие руки, и сорокадвухлетний возраст Энджи сказывался на них в полной мере. Ее возраст чувствовался в каждой морщинке на этих руках, в каждом шрамике и складочке, в выпуклых венах, которые еще в прошлом году казались менее припухшими.
Она вздохнула и поглядела в окно. Ее отражение в окне также смерило ее взглядом. Короткая стрижка придавала ее иссиня-черным волосам ухоженный вид, а ей самой – налет деловой элегантности. Ее лицо было бледным и заостренным. Она была, что называется, маленькой женщиной, которой полученные знания добавляли значительности и роста.
Но свои знания ей сейчас применять было негде, и она почувствовала себя маленькой, покинутой и беспомощной. Она сидела, сплетая и расплетая пальцы, пока наконец не положила руки на колени. Она думала о прошлом и о том, что ее жизнь сложилась, в общем-то, удачно, не считая, разумеется, ужасающего настоящего и неопределенного будущего. Как только Дуги отправится в колледж, ей придется остаться наедине с Беном, чего почти никогда не случалось в их жизни.
Она услышала, как автомобиль Бена проехал по дорожке к дому, и поднялась со стула, замирая от предстоящей встречи с ним. Дел у нее, как всегда, хватало – безделье ничего не решало и только добавляло ненужных мыслей. Она могла начать готовить обед, или собрать и отвезти вещи в прачечную, или полить домашние растения, или, наконец, позвонить в банк и договориться о новой кредитной карточке.
Но она так и не сделала ничего из вышеперечисленного. Было похоже на то, что паралич, постепенно овладевший ее разумом, перешел на нижние конечности, и она снова безвольно рухнула на стул.