38 
— Не говори ничего, ладно? Я представляю, как ты волновалась, но сейчас все уже позади. Садись и постарайся успокоиться. Налить тебе чего-нибудь?
— Конечно! Давай хлобыстнем виски и не будем волноваться. С чего мне волноваться-то? Подумаешь, избили моего сына, а потом его забрал из школы чужой человек…
— Ладно, ладно, признаю, был не очень прав, но мы честно пытались тебя найти. Билли сначала позвонил в коттедж, а потом уже мне. Я пытался дозвониться на сотовый, но ты была недоступна.
— Он сел, черт бы его побрал.
— Потом мне опять позвонили из школы. Билли сказал им, я близкий друг вашей семьи…
— Надеюсь, у них не создалось превратного впечатления?
— Создалось, но я очень старался его исправить. Когда я приехал, учительница решила, что я… ну вроде как отчим, и начала мне выговаривать, так что я ее остановил и вкратце объяснил ситуацию с нашими отношениями.
— У нас нет никаких отношений!
— Пока нет…
— Прекрати, пожалуйста! Что там произошло?
— Вкратце дело обстояло так: Билли от души врезал какому-то мальчику, сильно толкнул его и наотрез отказался извиниться, а потом не стал отвечать на вопросы этой грымзы… в смысле учительницы, и потому они решили отправить его домой.
— Они хотят его исключить?
— Вполне возможно.
— Билли никогда не дрался. Морт, это невозможно.
— Если его спровоцировали, он мог и должен был постоять за себя. Кстати, именно это я и сказал учительнице.
— О господи!
— Я сказал, что, прежде чем делать поспешные выводы и наказывать Билли, ей стоило бы разобраться, почему спокойный, воспитанный и послушный ребенок вдруг поступает таким образом, и, если она этого не сделает, ее можно будет обвинить в некомпетентности и профессиональной непригодности.
— Я не просто перееду, я эмигрирую… И что она ответила?
— Разумеется, сразу пошла на попятный. Обещала во всем разобраться. Разрешила Билли пока побыть дома.
Люси посмотрела на Морта. Нужно признать, у нее самой ни за что бы не вышло так ловко… Она до смерти боялась учителей, с детства. Морт заступился за Билли… как родной отец.
— Морт… спасибо тебе. Как Билли?
— Нормально. Царапина на носу, фингал под глазом. Тому парню досталось куда сильнее. Теперь дела Билли пойдут в гору. Эти маленькие засранцы осмелели, потому что не получали отпора, а теперь они его зауважают.
— Решать кулаками…
— Это нормально, Люси. Это — по-мужски. И еще, должен тебя предупредить, хотя ты наверняка предложишь мне не лезть не в свое дело. Билли не собирается возвращаться в школу, где полно придурков и гоблинов — так он выразился. Он настроен решительно, и тебе не стоит на него давить.
— Морт… Ты тоже через это проходил, да?
— Ха! Тот, кто называет школьные годы счастливыми, никогда не ходил в нашу школу.
— Но ты выжил…
— В мое время там хотя бы учили. Билли же до сих пор заставляют считать на палочках и читать по складам, писать печатными буквами, на уроках труда плести фенечки из ниток… Он уже уравнения решает — а тут палочки!
— Такое ощущение, что ты знаешь моего сына лучше, чем я!
— Люси, пойми, я не нападаю на тебя и не осуждаю. Просто мне кажется, что такая школа способна скорее отбить охоту учиться, чем дать знания. Почему ты против частной школы?
— Да потому, что у меня нет денег!
— Я мог бы помочь…
— Я же сказала, что не приму от тебя денег! Ни от кого не приму. Я должна сама…
Морт отошел к окну и долго молчал, а когда заговорил — в голосе его звучали нежные и
грустные нотки:
— Помнишь, как я поступил в мужскую школу в Ричмонде? Знаешь, кто помог? Твой отец. Лорд Февершем.
— Папа? А мама знала?
— Что ты! Никто не знал. Только он и моя мама — все шушукались и хихикали по вечерам у нас на кухне. Это был их секрет.
— Морт, ты хочешь сказать…
— Ничего я не хочу говорить, малыш, если честно. Просто пришло время отдавать долги. Их всегда надо отдавать, понимаешь? Старому лорду я вернуть их не успел — но могу вернуть их его внуку. Билли Февершему.
Люси пожирала глазами широкую спину Морта, и ее раздирали самые разные чувства. Ревность — потому что за несколько дней Билли доверил этому человеку больше тайн, чем ей — за всю жизнь. Недоверие — потому что обаяние Морта с годами стало еще более убийственным, чем раньше. Благодарность — ибо он действительно хотел помочь. И горечь — потому что речь шла о его сыне, а он этого не знал…
38 
