41 
А теперь можешь врать, что все твои мысли только о малышке Элисон, а ее французский дядюшка, бабник и негодяй, тебе отвратителен, что ты скорее умрешь, чем позволишь ему овладеть тобой…
Ври, бедная идиотка Джессика. Тебя ведь все равно никто не слышит, а что до истины…
Истина в том, что ты отдала бы всю свою жизнь за несколько минут в объятиях Армана Рено. В том, что ты мечтаешь о нем, хочешь его, жаждешь его, любишь его! В том, что сейчас тебе невыносимо тяжело и больно, потому что напряженные соски ломит от желания, а сердце болит от собственной глупости и неполноценности.
Не думать о нем. Считать овец, читать вслух (шепотом) стихи, вспоминать латинские названия садовых цветов. Только не думать о нем. О норманнском бароне с черными глазами демона, о повелителе здешних зеленых холмов… и ее сердца!
Арман покорно подставил голову ледяной струе воды и кротко подумал о том, что скоро холодный душ станет неотъемлемой частью его повседневной жизни. Хорошо бы это не закалило его организм, а наоборот, вызвало бы скоротечную чахотку. Тогда он не будет мучиться, тихо скончается и никогда не увидит зеленоглазую змею с безупречной фигурой.
В противном случае он все равно скончается, но на его могильном камне будет написано обидное, вроде «умер в результате хронической эрекции с последующим спермотоксикозом».
Холодный душ помогал все хуже и хуже, надо сказать. Арман вылез из-под него, основательно посиневший снаружи, но по-прежнему пылающий внутри. Воображение услужливо подбрасывало ему картину за картиной, на которых он и Джессика занимались любовью в самых разных позициях, а дрожащие пальцы до сих пор хранили воспоминание о гладкой и горячей коже девушки.
Она не шла у него из головы, Джессика Лидделл, и эти воспоминания превращались в пытку, хуже которой для мужчины не придумать.
Арман отшвырнул полотенце и в ярости повалился на постель. Смешно вспомнить, еще совсем недавно он на полном серьезе полагал, что никогда больше не захочет ни одну женщину на свете. Вот вам, убедитесь!
Но как она хороша! И как горяча!
Джессика Лидделл совершенно готова, надо это признать честно. И она должна ему принадлежать.
Завтра он повезет ее на прогулку по холмам, вместе с Элизой, разумеется. На свежем воздухе малышка заснет быстро, и тогда наступит час торжества Армана Рено. Дикая рыжая кошка с берилловыми глазами будет принадлежать ему, они займутся любовью прямо на ковре из трав и цветов, и жаворонки споют им песню любви.
А потом она останется с ним навсегда, и Элли выздоровеет, привыкнет, и все будет хорошо.
Или же он просто утолит свой голод и тщеславие, потеряет к Джессике всякий интерес и спокойно дождется ее отъезда, чтобы жить-поживать вместе с Элли, мамой и тетей Кло.
Лучше так. Пока Джессика здесь, золотая Элль никогда не признает их по-настоящему.
В этот момент все мышцы в теле Армана напряглись, а давление резко подскочило.
Дверь медленно открылась и на пороге показалась Джессика Лидделл.
На этот раз она была совершенно нагая. Медленно, немного скованно она подошла к постели Армана, изумрудные глаза горели на бледном лице.
Совершенство ее тела потрясало. Упругие, идеальной формы груди, увенчанные нежно-розовыми – светлыми! – бутонами сосков. Тонкая талия. Нежный живот. Округлые бедра и темный треугольник волос внизу живота. Длинные стройные ноги.
Она молча откинула покрывало и легла рядом с ним. Арман затаил дыхание.
Пытка на этом не закончилась. Внезапно ночная гостья плавно села, повернулась к нему и начала медленно ласкать его тело.
Тонкие пальцы скользили по широкой груди Армана, играли завитками жестких волос, спускались все ниже и ниже и достигли наконец той черты, за которой пытка превратилась в полное блаженство.
Его плоть пылала, комната плыла перед глазами, и несчастный счастливец еле сдерживал блаженные стоны, а руки девушки двигались все ритмичнее, уверенно ведя его на вершину блаженства.
А потом она неожиданно встала и вышла из комнаты. До ошеломленного, дрожащего, измученного Армана донесся слабый звук удара… Он вскочил, торопливо накинул халат и кинулся за Джессикой. Наверное, она лунатик! И она может пораниться в темноте, упасть с лестницы и разбиться, врезаться во что-нибудь!
Джессика уже дошла до середины лестницы. С пересохшим ртом, с бешено стучащим сердцем Арман стремительно вернулся в комнату за покрывалом, а затем вновь кинулся за полуночницей. Но Джессика уже почти бежала. Через холл, в столовую, на веранду… Густые локоны отливали медью, бурей колыхались вокруг ее головки, бледное лицо, казалось, светилось во тьме.
41 
