54 
Около шестидесяти лет назад, в связи с ростом населения, я решил дать людям своего народа фамилии, которые носили бы все члены семьи. Девушка, выходя замуж, была обязана взять фамилию мужа. Я подготовил список из трёхсот фамилий и разослал его мэрам городов. В дальнейшем этот перечень постепенно расширялся. Народ быстро привык к новому порядку. Традиционные русские фамилии, такие как Иванов, Медведев, Плотников легко вошли в обращение между людьми, словно так было всегда.
Ещё раньше я пришёл к выводу, что пора вводить письменность. Однако сначала нужно было наладить производство бумаги. Я взял для обучения этому делу двух молодых людей, и вместе мы изготовили первую партию.
Мои помощники размачивали внутреннюю волокнистую часть коры дуба в дождевой воде, потом рубили на мелкие кусочки и толкли в ступе. Получившуюся кашицу собирали в бочку и разбавляли водой. Я брал в руки сито и вычерпывал массу из бочки. Вода стекала, и на поверхности оставался ровный и тонкий слой волокнистой массы. Его я опрокидывал на гладкую доску.
Доски с отливками мы укладывали в стопу и сверху клали груз. Окрепшие под прессом листы сушили на солнце или в тёплом помещении. Бумажные листы, изготовленные таким способом, оказывались лёгкими, прочными и удобными для письма. Со временем я открыл бумагоделательный цех на окраине Лондона, откуда готовая продукция поступала в школы и мэрии городов.
Перья для письма я решил делать сразу стальными с продольной прорезью на кончике. Они при помощи деревянной вставки крепились к стеклянному корпусу, в который наливали чернила.
Сами чернила длительное время изготавливали по весьма хитрому рецепту. Брали дубовую и ясеневую кору и варили её в воде. Потом добавляли железные опилки, половник кислых щей, да кружку медового кваса. Всё это тщательно перемешивали и процеживали через мелкое сито. Чернила получались настолько стойкими, что и через много веков можно было прочесть написанное.
Сделав принадлежности для письма, я собрал летом на два месяца учителей всех школ и научил их писать прописными и печатными буквами. В конце обучения они целыми днями писали диктанты, сидя за школьными столами, а я ходил и указывал на допущенные ошибки.
В результате тех из них, у кого получалось писать наиболее грамотно, я назначил преподавателями родного языка в своих школах. Им в помощь я от руки размножил сборник диктантов, в конце которого прилагался список основных грамматических правил. Вся эта писанина отняла у меня массу времени. Особенно трудно пришлось поначалу. С некоторым трепетом впервые за много лет я взял ручку и стал старательно выводить каракули на чистом листе бумаги. Пальцы меня не слушались. Даже свою прежнюю подпись мне удалось изобразить где-то с десятой попытки. Целый месяц я усердно занимался чистописанием, пока не достиг приемлемых результатов. В дальнейшем я часто посещал школьные уроки, указывая учителям на их ошибки, которые впрочем, на данном этапе были неизбежны.
Зато сейчас практически невозможно найти неграмотного человека. В случае необходимости любой может зайти в мэрию, взять лист бумаги и конверт, а затем написать письмо родственнику или другу, живущему в другом городе. Почтовых отделений ещё не существует, но у входа в мэрию висит ящик для писем. Из него каждый день вынимают корреспонденцию, и секретарь сортирует конверты по названиям городов, куда должны быть отправлены письма. Таковых, кроме Лондона и Рагби, имеется ещё два – Нортуич и Ливерпуль.
Потом письма с оказией отсылают адресатам. На конверте кроме фамилии, имени и отчества указывается полный адрес получателя письма: название улицы и номер дома; причём названия улиц во всех городах разнообразием не отличаются. Они так и называются: Первая, Вторая, Третья и так далее.
Разумеется, города я назвал так специально, из уважения к людям, которые строили их в той исторической реальности, откуда я прибыл. Намного проще было бы давать новым населённым пунктам чисто русские названия – Дальнереченск, например, или Дивногорск. Это звучало бы для людей моего народа гораздо благозвучнее, чем Нортуич или, скажем, Ноттингем. Только вот не поднялась у меня рука менять исторически сложившиеся к двадцать первому веку географические названия, да и самому так привычнее – всё-таки я историк. Так что, благодаря целенаправленно проводимой мною политике, на английской земле живут люди, прекрасно разговаривающие по-русски, но при этом искренне считающие, что общаются на английском языке.
54 
