— Это значит, что мы станем жить отдельно друг от друга, — объяснила я.
Кикит отнеслась к этому спокойно.
— В разных домах?
— Да.
— Но вы не можете… — начала она. — Вы же родители. Вы должны жить с нами.
— Мы станем жить в разных местах.
— Но я не могу находиться в двух разных местах одновременно.
— Не можешь. Ты будешь проводить какое-то время с папой, какое-то со мной.
— А разве сейчас мы не делаем то же самое?
Да, тут она права. Но только частично.
— Раньше мы могли проводить время как вчетвером, так и втроем. А с сегодняшнего дня мы больше никогда не соберемся все вместе, вы с Джонни будете либо только с папой, либо только со мной.
— Почему? — требовательно спросила Кикит.
Я снова посмотрела на Дэниса, ожидая, что он примет этот удар на себя, но он выглядел озадаченным и совершенно не горел желанием присоединяться к разговору. Однако я больше не винила его. Сейчас очень важно все объяснить правильно. Одно неверное слово могло нанести непоправимый вред детям.
Только и я никак не могла подобрать нужных слов. И ограничилась простой и проверенной фразой:
— Потому что мы думаем, что так лучше.
— А я так не думаю, — продолжала настаивать Кикит. — Кто будет жить тут и где будем жить мы?
— Вы останетесь в этом доме. А я перееду в другое место.
— Куда?
— Еще пока не знаю. Но вы сможете приезжать ко мне туда, или я буду приезжать сюда к вам.
— Но я хочу, чтобы ты находилась тут все время. Почему ты не можешь жить в комнатке под лестницей? Я достану оттуда всех своих кукол. Ты же говорила мне, что тебе нравится софа там.
И тут вдруг Джонни, все это время ковырявший штукатурку на кухонной стене, сказал:
— Они больше не хотят жить в одном доме друг с другом, они больше не любят друг друга.
Я встала из-за стола и подошла к нему. Весь его напряженный вид говорил, что он изо всех сил пытается бороться с отчаянием, но проигрывает в неравной битве. Я обняла Джонни за плечи и, прилагая титанические усилия, чтобы казаться твердой и спокойной, проговорила:
— Так просто и не объяснишь. Я сама еще не до конца понимаю, отчего это произошло. Все гораздо сложнее.
— Объясни мне. Я хочу знать! — закричала Кикит.
Но я продолжала говорить с Джонни, массируя его плечи, чтобы хоть немного их расслабить:
— Есть одна вещь, которую ты должен помнить всегда, единственно важная вещь — мы оба любим тебя и Кикит.
— Но вы не любите друг друга, — повторил он.
Еще четыре дня назад я бы с ним не согласилась. А вот сейчас…
— Я не знаю. Мы переживаем критический момент. Нам нужно о многом подумать, многое обсудить.
Я не хотела упоминать о Дине Дженовице или о судебном решении, касающемся меня. В свое время дети и сами узнают о Дине, когда он встретится с ними. А что касается суда… Я надеялась, о нем дети не узнают никогда.
— Вы даже не заметите перемен, — убеждала я их, пытаясь, чтобы мой голос звучал уверенно и оптимистично. Я чувствовала себя опустошенной. — Все останется по-прежнему.
По глазам Джонни я поняла, что он не верит мне. Но мальчик не произнес ни слова.
— Ты будешь готовить, папочка? — спросила Кикит.
— Иногда.
— И печь с нами печенье?
— Этим вы займетесь с мамой.
— А мои лекарства?
— А что с ними?
— Кто станет проверять, не закончились ли они?
— Я.
Тут Кикит совсем пала духом и расплакалась. Она раскачивалась на коленях взад-вперед и терла кулачком глаза.
— Я не хотела тогда болеть, я правда не хотела, не хотела!
— О Господи, — прошептала я и потащила Джонни за собой к столу, чтобы обнять и Кикит. — Ты не сделала ничего плохого, детка. Что ты! Тут нет твоей вины.
— Я заболела, не смогла найти лекарства, а он сорвал все зло на тебе…
— Это не так, детка, не так. Даже не думай об этом. — Я начала раскачиваться вместе с ней, убаюкивая ее и одновременно прижимая к себе Джонни. — То, что произошло, касается только меня и папы, только нас двоих. Все это назревало уже давно, возможно, еще даже до того, как вы появились на свет. У нас не получалось хорошо работать вместе, мы не приносили друг другу счастья. Только вы делали нас счастливыми. Но двух взрослых людей должно объединять что-то еще, кроме детей, а нас с папой ничего больше не объединяло.
— Я хочу, чтобы ты жила здесь! — всхлипнула Кикит, уткнувшись своим теплым, заплаканным личиком мне в грудь.