18 
Когда я нажимала на кнопку звонка месье Анри, то была абсолютно уверена, что на этот раз не потеряю времени зря. Мне показалось, что миссис Эриксон знает достаточно о реставраторах свадебных платьев. Эту область деятельности я в своих поисках еще не охватила. За последние две недели я побывала во всех ателье по переделке винтажного платья в пяти районах Нью-Йорка, но ни в одном из них не было вакансий.
Так говорили менеджеры. Некоторые, узнав о моем образовании, говорили, что моя квалификация гораздо выше, чем им требуется, и только один заинтересовался портфолио со снимками переделанных винтажных костюмов, подумал и сказал: «Это может привлечь провинциалов, но наши клиенты — люди более взыскательные. Сюзи Перетт — не их уровень».
— Я из Мичигана, — поправила его я.
— Какая разница, — закатив глаза, сказал менеджер.
Он что, серьезно? Не думала, что люди могут быть такими снобами. В особенности те, кто занимается винтажными вещами. У нас дома, в нашем сообществе люди стараются поддерживать и помогать друг другу, у нас ценятся качество и оригинальность, а не фирма. Здесь же, по словам одного менеджера: «То, что не Шанель, — сплошное барахло».
Как они не правы. Миссис Эриксон сказала мне: «Зачем вообще тебе работать в одной из этих паршивых лавок? Уж я-то знаю. Моя подруга работала на добровольных началах в магазине подержанных вещей от Слон-Кеттеринг. Она рассказывала, что там из-за несчастного шарфика от Пучини бывают такие потасовки! Сходи к месье Анри. Это тебе подойдет гораздо больше».
Люк сказал, что послушаться совета женщины, которую я встретила в прачечной нашего дома, имеет смысл.
Но Люк и представить себе не мог, насколько плохи мои дела. Я ему ничего не рассказывала. Когда он интересовался моими делами, я изображала из себя всезнайку, которая точно понимает, чего хочет. Он был слегка шокирован количеством ящиков, присланных мне из дома. Мы с ним поняли, что нам некуда их сложить. К счастью, квартира его мамы продавалась вместе с кладовкой в подземном гараже. Именно туда я и сложила все мои рулоны ткани и приспособления для шитья.
А вот все свои платья я повесила на переносную вешалку, которую купила в магазине «Кровати, ванные и прочее», и поставила ее прямо под Ренуаром, проигнорировав недоуменный взгляд нарисованной на картине девушки.
Когда Люк это увидел, он был потрясен. «Никогда не думал, что у кого-то может быль столько же платьев, сколько у моей мамы», — сказал он, но потом взял себя в руки и даже попросил меня примерить несколько наиболее изящных ансамблей (и почему-то вещь от Хайди, которая сильно от них отличалась).
Люк не знал одного: если в ближайшее время ничего не изменится, эти шедевры, как и вся остальная коллекция, отравятся прямиком на eBay. У меня осталось всего несколько сотен долларов.
Мое сердце разорвется от горя, если я продам одежду, которую коллекционировала много лет, но еще быстрее оно разорвется, если Люк узнает, что у меня нет денег, чтобы в следующем месяце заплатить за квартиру.
И хотя я знала, что Люк только посмеется над этим и скажет, что мне не о чем беспокоиться, что все в порядке, я все равно не могла заставить себя не беспокоиться. Я не хочу быть при нем приживалкой. Не только потому, что это затормозит мою карьеру, как это случилось с Эвитой Перрон. Мне просто хочется походить по магазинам! Я умираю от желания пополнить коллекцию!
Но я не могу себе этого позволить. Я разорена.
Месье Анри — моя последняя надежда. Ведь если у меня и на этот раз ничего не выгорит, я продам всю свою Сюзи Перетт и даже, возможно, Джиджи Янг.
Или пойду искать временную работу и всю оставшуюся жизнь буду печатать и отправлять факсы, если кто-то вообщесогласится меня принять.
Но по тому, как месье Анри (если именно так звали мужчину, который открыл дверь, с улыбкой проводил меня в салон магазина и рассыпался в любезностях до того момента, как я сказала, что не собираюсь замуж (пока) и пришла сюда, чтобы узнать, нет ли у них вакансий) изменился в лице, я решила, что, скорее всего, меня ждет именно второе.
С лица усатого мужчины средних лет сползает улыбка, и он с подозрением спрашивает: — Кто тебя послал? Морис?
Я недоуменно смотрю на него.
— Понятия не имею, кто такой Морис, — отвечаю я как раз в тот момент, когда из задней комнаты появляется худенькая, похожая на птичку француженка с широкой, как будто наклеенной, улыбкой на лице… исчезнувшей сразу же после того, как я произношу это имя.
18 
