очень нудно 
51 
Или может?
Но я не останавливаюсь, чтобы выяснять это. Надеваю солнечные очки со стразами, пересекаю подъездную дорожку и наконец оказываюсь на лужайке с бассейном, где в шезлонгах уже растянулись Шери, Доминик и еще какая-то девушка. Их шезлонги развернуты к солнцу. Доминик и девушка уже коричневые от загара – это явно не первый их день на солнце. Шери, как я вижу, решительно настроена догнать их до конца лета.
– Доброе утро, – здороваюсь я с Доминик и второй девушкой. В ней еще есть подростковая припухлость. Она в голубом сплошном купальнике «Спидо», а Доминик в черных стрингах от Кельвина Кляйна.
И стринги завязаны не так уж плотно. – Bonjour, – приветливо отвечает девушка.
– Лиззи, познакомься, это Агнесс, – говорит Шери. Только произносит она ее имя на французский манер – Ахнэсс. Она устроилась сюда на лето помогать по хозяйству. Ее семья живет в долине на мельнице.
– О! Я видела мельницу! – кричу я в восторге. – Она такая красивая!
Агнесс мило мне улыбается. А Доминик объясняет:
– Не старайся. Она ни слова не понимает по-английски. Устраиваясь сюда, она утверждала, что говорит по-английски, но на самом деле не знает ничего, кроме «привет», «до свидания» и «спасибо».
– Ясно, – говорю я и улыбаюсь Агнесс. – Bonjour! Je m'appelle Lizzie,[8] – что, в общем-то, практически исчерпывает мой запас французских фраз. Правда, я еще знаю Excusez-moi и J'aime pas des tomates.[9]
Агнесс в ответ выдает мне целую тираду, из которой я ничего не понимаю. Шери советует:
– Просто улыбайся и кивай, и вы прекрасно поладите.
Что я и делаю. Агнесс лучезарно мне улыбается и дает белое полотенце и бутылку воды из сумки-холодильника. Я заглядываю ей через плечо, надеясь разглядеть в сумке баночку диет-колы, но ее там нет. У них во Франции вообще есть диет-кола? Должна быть. В конце концов, это же не страна третьего мира.
Я благодарю Агнесс за воду и расстилаю полотенце на свободном шезлонге, как раз между ней и Доминик. Потом снимаю сарафан, сбрасываю сандалии и откидываюсь на удобные подушки, устремив взгляд в безоблачно-голубое небо.
К такому можно привыкнуть, понимаю я. И довольно быстро. Англия со своим холодным влажным летом словно отодвинулась в далекое прошлое.
И вместе с ней Эндрю.
– Какой… необычный купальник, – замечает Доминик.
– Спасибо, – отвечаю я, хотя у меня закрадывается подозрение, что это не комплимент. Но, может, я опять проецирую свои мысли, учитывая ее сандалии за шестьсот долларов.
– А где Люк и Чаз? – перевожу я разговор.
– Стригут ветки вдоль дороги, – отзывается Шери.
– О, – удивляюсь я. – А разве здесь нет… я не знаю… фирмы по стрижке деревьев?
Доминик награждает меня саркастическим взглядом из-под солнечных очков Гуччи.
– Конечно, если бы кто-нибудь потрудился вызвать их вовремя. Но отец Жан-Люка, как всегда, дотянул до последней минуты, когда уже никого вызвать нельзя. Поэтому приходится Жан-Люку самому делать это, если, конечно, он не хочет, чтобы у Биби был повод придраться.
– Биби?
– Мать Жан-Люка, – поясняет Доминик.
– Миссис де Вильер – женщина немного… своеобразная, насколько я поняла, – подает голос Шери из своего шезлонга.
Доминик деликатно фыркает:
– Можно и так сказать. А можно – что она устала от абсолютного и полного легкомыслия своего мужа. Он не думает ни о чем, кроме своего винограда.
– Винограда?
Доминик машет рукой куда-то в сторону одной из построек, за которой угадывается сад.
– Виноградник, – говорит она.
Так это виноградник, а не сад! Ну конечно!
– А разве месье де Вильер не должен думать о винограднике? – спрашиваю я. – Ведь это место – в первую очередь винодельня. А уж проведение свадеб – побочный бизнес, разве нет?
– Само собой, – соглашается Доминик. – Но в Мираке давно не было приличного урожая. Сначала засухи, потом тля… любой другой давно бы понял, что это знак, – надо бросать это дело, но только не отец Жан-Люка. Он заявляет, что де Вильеры в виноделии с 1600 года, когда был построен Мирак, и он не хочет нарушать традицию.
– Ну, это очень… благородно, – восхищаюсь я, – разве нет?
– Благородно? – Доминик презрительно фыркает. – Да это пустая трата времени и денег. У Мирака такой грандиозный потенциал, если бы только Жан-Люк с отцом его видели.
– Потенциал? Да о чем ты? Он великолепен в том виде, каков есть – отличные земли, красивый дом, пенистый капуччино… что тут менять?
51 
