24 
Мисс Старк, преподавательница домоводства в католической школе, всегда говорила своим воспитанницам:
– Истинная леди не теряется ни при каких обстоятельствах. Помните об этом. Вежливое приветствие, милая улыбка и расположение к собеседникам помогут вам в любой ситуации.
Морин последним усилием повернула голову к ангелу,
– Ты, наверное, Мюриель? Меня зовут мисс Морин Килкенни. Ты зови меня просто – Морин. Твой папа тебе уже сказал...
– Вы бы не трещали, мисс Морин. Вам надо поспать. Вы вся горите. Мы с па отмывали вас в тазу – аж рукам было горячо.
– Мю...
– Чего, па? Я верно говорю. Сейчас вы еще глотнете – потом па опять разотрет вам грудь и спину...
– Нет!!!
– Надо! Когда мне было пять лет, я навернулась в полынью. Старый Дженкинс растер меня пойлом, а потом влил мне в горло целую ложку. Вы большая, вам можно и побольше, но растереть – обязательно. Па отлично умеет это делать. Давайте, будьте умницей.
И жестокий ангел без лишних разговоров поднес к губам Морин горячую кружку. Морин едва не захлебнулась от неожиданности, а потому сделала большой глоток. Пойло не подвело. Морин медленно погружалась в бездну сна, уже почти не чувствуя, как жесткие, шершавые ладони с силой растирают ее кожу, и от их прикосновения становится жарко... жарко... жарко...
Через четверть часа Мюриель с удовлетворением констатировала:
– Все, она вспотела, па. Что теперь?
– Теперь-то? Надо ее обтереть и одеть в сухое. Давай мою старую рубаху.
– Там есть женская сорочка...
– Давай мою рубаху, говорю.
– Счас... Вот. Мне чего делать?
– Я ее посажу и буду держать, а ты вытри ее полотенцем.
– Ладно. Ух, сразу стала прохладная. Па, она такая маленькая! А у меня тоже будет грудь?
– У тебя уже есть.
– Нет, я имею в виду... такая. Вон, как у нее, посмотри.
Билл старательно смотрел в стенку. Ему стоило большого труда не последовать бесхитростному совету дочери. Но Мюриель не унималась.
– И вообще она красивая, да, па? В племени Сидящего Быка есть красивые девушки, но я никогда не видела их совсем-то уж голыми. И потом, они не такие белые. А у мисс Морин совсем светлая кожа. И гладкая. Мне бы такую...
Будущая женщина мечтательно вздохнула – потом опомнилась и споро переодела свою бесчувственную учительницу.
Потом они с Биллом прибрали в комнате и осторожно прикрыли за собой дверь. Вышли во двор. Билл потянулся и задумчиво сказал:
– Даже не знаю, как и быть. Надо ехать, но как ее бросишь на тебя.
– Я справлюсь, па. Фрэнк заедет, я скажу, чтоб Милли приехала. Это ведь ее подруга.
– Милли тут же начнет причитать и увезет Морин в город. А ты останешься одна.
– Па?
– Что?
– Тебе не хочется, чтобы она уезжала?
– Не хочется. Она может нас выручить с попечителями и опекунами. Да я смотрю, она и тебе понравилась?
Мю немедленно независимо вздернула подбородок к небесам.
– Вот еще! Просто она была совсем дохлая, а ты меня учил, что помощи заслуживает любое живое существо. Будь она хоть лягушкой со сломанной лапой, я бы ей помогла, но нравиться! Нет, она мне вовсе и нисколечко не нравится. И слушать я ее...
– Мюриель Смит!
– Буду, но без всякого удовольствия. И чем скорее она уедет, тем лучше. Па, а ТЕБЕ она не нравится?
Билл посмотрел на небо. Почесал в затылке. Надвинул шляпу пониже на лоб. Потом одной рукой вскинул счастливо заверещавшую Мюриель на плечо и пустился вскачь по двору.
Главное, чтобы девочка не увидела сейчас его лицо. Иначе она из кожи вон вылезет – но выживет Морин Килкенни из дома.
Морин проснулась только утром следующего дня. Она чувствовала себя слабой, словно новорожденный котенок, но совершенно здоровой. Собственно, она вообще не помнила болезни, хотя, судя по всему, жар у нее был сильный.
Из одежды на ней была только громадная клетчатая рубаха. Ткань была чистой, но девушка не удержалась и уткнулась носом в рукав, сильно втянула ноздрями воздух, надеясь уловить хоть слабый запах прежнего хозяина... Все напрасно. Ткань пахла мылом, свежестью, немного – самой Морин.
Держась за стенки, осторожно ступая неверными ногами, Морин выбралась в коридор, а оттуда во двор. Солнце заливало все вокруг золотом, куры уже деловито копошились в пыли, а петух восседал на верхней жерди плетня, отгораживавшего дворик перед домом от птичника и других хозяйственных построек.
24 
