98 
Кэмерон не шевелился. Тишина, установившаяся в комнате, действовала успокаивающе, как, впрочем, и легкое потрескивание дров в камине, и посвистывающий под крышей ветер. В тепле и уюте этого гнездышка, рядом с Эйнсли, он обретал уверенность в себе, страшное его прошлое отступало. Тишина — вот что ему нужно. Тишина и Эйнсли.
Комната все больше погружалась в темноту, и Кэмерон ощущал, как оставляет его обычная напряженность. Он уже не чувствовал ничего — только тепло Эйнсли, ее присутствие, ее запах. А потом наступило забытье.
От солнечного света Эйнсли открыла глаза и обнаружила, что лежит лицом к лицу со своим мужем. Его глаза закрыты, волосы взъерошены, одеяло отброшено в сторону. Из полуоткрытого рта доносился легкий храп.
Лорд Кэмерон Маккензи спал с ней вместе.
Глава 25
Эйнсли приподнялась на локте и смотрела на него. Кэмерон лежал, распростершись на кровати, руки под подушкой, ноги широко раскинуты.
Она никогда не видела его в такой позе, теперь были видны все шрамы. Они шли вверх по бедрам и по ягодицам, прячась под их плотными складками. Между ягодицами следы ожогов покрывали всю кожу.
Должно быть, в тот ужасный день, которым его дразнил граф Дюран, Кэмерон лежал точно в такой же позе — лицом вниз, раскинувшись во сне. Эйнсли с горечью подумала: сколько же времени потребовалось Кэмерону, чтобы опять почувствовать себя в безопасности, даже за запертой дверью собственной спальни. Очень-очень много, подумала она.
Сейчас он крепко спал, спокойный и умиротворенный, даже морщинки в уголках его глаз разгладились.
Эйнсли не прикоснулась к нему. Она снова легла и лежала, не отводя взгляда от своего мужа, пока солнечный свет не успокоил ее, и она снова не погрузилась в сон.
Что-то коснулась бедра Кэмерона, и он резко открыл глаза. Комнату заливал яркий солнечный свет, было душно. Кэмерон лежал в теплом клубке простыней и одеял, к нему прильнула спящая Эйнсли. Ее колено упиралось в его бедро, а тепло, исходящее от тела милой жены, было подобно объятию. Солнечный свет касался золотисто-желтых волос и ресниц. Одной рукой она прикрывала голову, другая была вытянута вдоль тела.
Она была невероятно красива.
Вдруг Кэмерон сообразил: хотя Эйнсли разбудила его своим прикосновением, он никак не отреагировал на это. Не сжал кулаки и не попытался отбросить ее от себя. В этой теплой и светлой спальне он проснулся совершенно спокойным.
В нем пробудилась какая-то странная умиротворенность — один за другим его страхи отступали.
Здесь, в постели с Эйнсли, он мог не бояться того зверя, который сидел в нем, он чувствовал себя защищенным от всякого зла и жестокости людей. Возможно, он даже во сне инстинктивно ощущал необходимость в ее прикосновениях, запахе, ровном дыхании…
Слава Богу! Вот оно — желанное облегчение от всех мук и терзаний, порожденных его прошлым. Эйнсли пробуждала его к жизни, изгоняя из нее серые краски.
Кэмерон дрожащими пальцами погладил ее по волосам.
Эйнсли пошевелилась, открыла глаза.
Мгновение она сонными глазами смотрела на него, а потом на ее губах расцвела теплая улыбка.
— Кэм, — прошептала она, — ты остался…
Кэмерон пробежался рукой по ее обнаженному боку, потрогал теплую со сна грудь.
— Я решил, что просыпаться рядом с тобой довольно приятно.
— Неужели? — Теперь улыбка Эйнсли превратилась в озорную.
Кэмерон прильнул к ее губам, раздвигая их языком. Эйнсли прикусила его нижнюю губу, и он почувствовал, как напряглась его плоть.
— Да, ты прав — очень приятно, — выдохнула она.
— И я этим воспользуюсь, — ответил Кэмерон, прижимая ее к себе.
— Понятно, — еще шире улыбнулась Эйнсли, почувствовав его твердеющую плоть.
Кэмерон поцелуем заставил ее замолчать и занялся с ней любовью. В безопасности и тепле ее достели.
— Анджело.
Анджело распустил подпругу лошади, на которой ездил верхом, и снял седло. Он повесил его на крючок в стене и свернул стремена, чтобы они не мешали чистить лошадь.
Анджело взял металлическую щетку и энергично провел по вспотевшему лошадиному боку. Скакун закрыл глаза от удовольствия.
Анджело молчал, ожидая, как обычно, что скажет Кэмерон, и продолжал чистить лошадь круговыми движениями, счищая с ее спины грязь, шерсть и пот.
— Я бы отдал тебе все деньги мира, Анджело, — сказал Кэм. — Я хотел бы сделать тебя королем Англии. Черт, цыган был бы гораздо лучшим правителем, чем королевская династия.
98 
