29 
Крики и другой тошнотворный шум затихли через час и последовали нытье и ворчание отверженных женщин. Трэвис принял душ и рухнул на свою сторону кровати, повернувшись ко мне спиной. Даже после душа, от него пахло так, как будто он выпил достаточно виски, чтобы свалить с ног лошадь, и я мертвецки побледнела от мысли, что он вел мотоцикл домой в таком состоянии.
После того, как исчезла неловкость и ослабла злость, я все еще не могла уснуть. Когда дыхание Трэвиса стало ровным и глубоким, я села и посмотрела на часы. Солнце взойдет через час. Я откинула покрывало и вышла в коридор, где взяла одеяло. Единственным свидетельством групповушки Трэвиса — были две пустые обертки от презервативов на полу. Я переступила через них и упала в кресло.
Я закрыла глаза. Когда я их снова открыла, Америка и Шепли сидели на диване и тихо смотрели телевизор. Солнце освещало всю квартиру, и я сжалась от того, что спина ныла от любых движений.
Внимание Америки переключилось на меня.
— Эбби? — сказала она, устремляясь ко мне. Она осторожно на меня взглянула, ожидая вспышки гнева, слез или какого-либо другого проявления эмоций.
Шепли выглядел несчастным.
— Извини за прошлую ночь, Эбби. Это моя вина.
Я улыбнулась.
— Все хорошо, Шеп. Ты не должен извиняться.
Америка и Шепли обменялись взглядами, а затем она схватила меня за руку.
— Трэвис ушел в магазин. Он… тьфу, не важно, что он такое. Я собрала твои вещи, и отвезу тебя в общежитие до того, как он вернется домой, так что тебе не придется иметь с ним дело.
В этот момент я почувствовала, что плачу: меня прогоняют. Я попыталась овладеть с голосом прежде, чем начать говорить.
— У меня есть время, чтобы принять душ?
Америка покачала головой.
— Давай просто уйдем, Эбби, я не хочу, чтобы ты виделась с ним. Он недостоин…
Дверь распахнулась, и вошел Трэвис, неся в руках продуктовые пакеты. Он прошел прямо на кухню, яростно расставляя банки и коробки в шкафчики.
— Когда Голубка проснется, дайте мне знать, ладно? — сказал он тихим голосом. — Я купил спагетти, блинчики, клубнику и упаковки с этой дерьмовой шоколадной овсянкой, и она любит фруктовые хлопья, я прав, Мер? — спросил он, поворачиваясь.
Увидев меня, он замер. После неловкой паузы, выражение его лица смягчилось, а голос стал милым и заискивающим.
— Привет, Голубка.
Даже проснись я в другой стране, то удивление не могло бы сравнится с нынешним. Ничто не имело смысла. Сначала я подумала, что меня выселили, а потом Трэвис приходит домой с сумками, полными моей любимой еды.
Он сделал несколько шагов по направлению в гостиную, нервно пряча руки в карманы.
— Ты голодна, Голубка? Я приготовлю тебе блинчиков. Или там есть… эм… овсянка. И я купил тебе то розовое пенистое дерьмо, с которым девушки бреются, и фен… и… секунду, они здесь, — сказал он, бросаясь в спальню.
Дверь открылась, закрылась, а затем он завернул за угол, его лицо побледнело. Он сделал глубокий вдох и свел брови.
— Твои вещи собраны.
— Знаю, — сказала я.
— Ты уезжаешь, — сказал он, пораженно.
Я взглянула на Америку, которая сердито смотрела на Трэвиса, будто хотела убить его.
— Ты что, действительно думал, что она останется?
— Детка, — прошептал Шепли.
— Даже не начинай. Не смей его защищать, — кипела Америка. Трэвис смотрел с отчаянием.
— Мне так жаль, Голубка. Я даже не знаю, что сказать.
— Давай, Эбби, — сказала Америка. Она встала и потянулась к моей руке. Треэвис сделал шаг, но Америка направила на него палец.
— Да поможет мне Бог, Трэвис! Если ты попытаешься остановить ее, я оболью тебя бензином и подожгу, пока ты спишь!
— Америка, — в отчаянии позвал он.
Я видела, что он разрывается между своим двоюродным братом и любимой девушкой, и чувствовала себя ужасно из-за этого. Ведь ситуация стала именно той, которую он пытался избежать с самого начала.
— Я в порядке, — сказала я, раздраженная напряжением в комнате.
— Что значит «ты в порядке»? — спросил Шепли, с надеждой в голосе.
Я закатила глаза.
— Трэвис привел домой женщин из бара прошлой ночью, ну и что?
Америка выглядела обеспокоенной.
— Да ну, Эбби. Ты говоришь, что с тобой все в порядке после всего произошедшего?
Я посмотрела на всех.
— Трэвис может приводить домой, кого хочет. Это его квартира.
29 
