36 
— Я хотела пойти на кухню — узнать, готов ли обед.
— Нет, твое место здесь!
При этом категорическом заявлении брови Эммы мгновенно взлетели вверх.
— Конечно, милорд, но вам следует отдыхать, а у меня есть обязанности, которые…
— Разве забота обо мне, твоем муже, не является первейшей твоей обязанностью?
Она растерянно задумалась.
— Разумеется, милорд, но ведь вам надо отдыхать.
Эмори поморщился при этих словах, но оспаривать их не стал.
— Тебе тоже следует отдохнуть, жена.
— Мне? Но я же не ранена! — запротестовала она.
— Верно, однако ты не спала две ночи.
— Я не устала.
— Нет, устала.
— Но Я…
— Не спорь, жена. Если я говорю, что ты устала, значит, устала.
— Но…
— Разве не я твой господин? — спросил он нетерпеливо.
— Да, милорд, но…
— Значит, твое место рядом со мной. Ложись в постель.
Эмма непонимающе уставилась на него, затем ее плечи поникли, и она со вздохом направилась за ширму переодеваться, явно решив не волновать его спорами. В конце концов, он получил тяжелое ранение в голову.
Удовлетворенно вздохнув, Эмори откинулся на подушки и расслабился. Он был очень доволен собой. Верно, из-за слабости он еще не мог покинуть свою постель. Однако теперь никто, кроме него, не сможет делать комплименты его жене и возрождать ее веру в себя. К тому же после его ранения Эмма приобрела досадную склонность властно распоряжаться всем и вся. Он должен восстановить свой авторитет и напомнить супруге о ее месте. Женщинам нельзя давать заноситься, в этом Эмори не сомневался.
Ему казалось, что все устроилось как нельзя лучше, пока жена не появилась из-за ширмы. Одетая в свою черную ночную сорочку, она подошла к кровати, неторопливо взбила подушку, улеглась на бок лицом к нему и натянула до подбородка простыню. И только тут до Эмори дошло, что он натворил.
Проклятие! Он же опять уложил ее в постель рядом с собой. Теперь ему не отдохнуть спокойно. Усилием воли Эмори заставил себя отвести глаза в сторону и уставился на столб солнечного света, падавший из окна.
— Муж мой…
Услышав этот робкий шепот, Эмори мгновенно повернул голову к ней и откликнулся:
— Что?
— Тебе надо заснуть, — мягко напомнила она.
Он что-то пробурчал в ответ и вновь уставился в окно. Мысли его потекли по привычному руслу. Он вспомнил о своем войске. Чем занимаются рыцари в его отсутствие? Наверняка распустились, бездельничают и предаются обжорству. Как только он поднимется на ноги, сразу приведет их в порядок. «А еще следует немедленно покончить с разбойниками», — мрачно подумал он.
— Муж мой?
— Ну что еще? — недовольно проворчал Эмори, но увидев, как оробела жена, постарался смягчить выражение лица. Поистине в ней причудливо соединялись властность и застенчивость.
— Неужели ты не можешь просто подремать? Он хотел было запротестовать, но, вздохнув, пожал плечами.
— Может быть, тебе хочется поговорить? — спросила она, и Эмори удивленно повернулся к ней.
— Поговорить? С кем? Здесь же нет никого, кроме тебя, жена.
При этих словах глаза Эммы сузились.
— Да, муж мой. Именно так, здесь только я. Может быть, поговоришь со мной?
Эмори был так удивлен ее словами, что даже не обратил внимания на резкий тон, каким они были произнесены. Эмори никогда не вел разговоров с женщинами. Мать умерла при его рождении, и первые несколько лет ему много внимания уделял дед, довольно суровый старик. Затем подростком он был отдан на воспитание в чужой дом. Разумеется, у его опекуна была жена, которой тот только отдавал короткие приказы, не испытывая потребности в более пространных разговорах. Эмори перенял у него эту манеру и, проходя мимо, лишь коротко кивал ей.
Кроме этой дамы, он знал только шлюх, следовавших за армией. Большую часть времени он проводил, участвуя то в одной битве, то в другой, стремясь заработать денег на обзаведение собственным домом. Так что между боями и походами он едва успевал пользоваться их услугами, не то чтобы вступать с ними в беседы. По правде говоря, ему это и в голову не приходило. Да и что бы он им сказал?
— Милорд?
Расслышав нетерпение в голосе жены, Эмори внимательно посмотрел ей в лицо и недоуменно поднял брови: его милая женушка выглядела явно рассерженной. Откашлявшись, он помолчал, соображая, что бы ей такое сказать, затем вспомнил, что надо вселить в нее уверенность в себе.
— Ты красивая.
Эмма растерянно заморгала. Эти слова прозвучали сурово, скорее как обвинение, чем как комплимент. «Ну и странный же у меня муж!» — решила она и вспомнила еще об одной его особенности, проявившейся в брачную ночь. Взгляд ее осторожно устремился к его паху. Конечно, если именно так совершалось таинство брака, то все мужчины должны были обладать подобной особенностью. Тут ей в голову пришла еще одна тревожная мысль: была ли она у Фалька? И если была, то вырастала ли до такой огромной величины? Это представлялось Эмме весьма сомнительным, ведь Фальк был миниатюрным и изящным мужчиной.
36 
