— Какая вредная старая дрянь! Не правда ли? Вам повезло, что вы избежали брака с ее сыном. — И после некоторого молчания добавила: — Интересно, куда подевалась ее любимая девица? До сих пор они были неразлучны. Я их порознь, кажется, и не видела.
Заинтересовавшись саркастической интонацией, с которой леди Магдалина произнесла слово «девица», Эмма пробормотала:
— Девица? Вы имеете в виду ее служанку?
— Хм… Она гораздо больше, чем служанка. Если верить придворным сплетникам, она любовница леди Аскот. Хотя, конечно, ради приличия называется служанкой.
— Любовница? — Эмма потрясенно ахнула: ее ошеломило само это предположение. Будучи теперь женщиной замужней, то есть, по ее мнению, особой довольной опытной, она засомневалась, что у служанки имеется странный отросток, необходимый для совокупления. Но когда она высказала свои сомнения вслух, леди Магдалина рассмеялась и с презрительным изумлением покачала головой.
— Да вы и вправду бесконечно наивны, — протянула она, после чего поднялась и пересела на другое место.
Спустя некоторое время внимание Эммы привлек громкий смех на другом конце стола. Повернув голову, она увидела, что леди Магдалина и ее новая соседка заливаются хохотом, глядя в ее сторону.
Хруст сучка вернул Эмму к действительности. Она вздрогнула при виде мужчины, внезапно заступившего ей дорогу.
— Бертран?! — Она подозрительно уставилась на него. От его улыбки у нее по спине пробежал озноб.
— Доброе утро, леди Эммалена. Вижу, вы тоже любуетесь природой. Значит, у нас с вами есть нечто общее.
Эмма сухо кивнула и сделала попытку обойти его.
— Я должна поскорее вернуться к мужу. Мне нельзя надолго оставлять его без ухода. Он рассердится.
И даже более того, мрачно подумала она. Эмори рассвирепеет, если узнает, что она позволила Бертрану застигнуть себя врасплох, да еще одну. Эмори ей велел все время, за исключением трапез, оставаться в комнате, которая охранялась. Она должна была спуститься в зал, где накрывали столы, поесть и прямой дорогой возвращаться к нему. Он даже вменил в обязанность Блейку сопровождать ее туда и обратно. Но сегодня король Ричард, едва появившись за столом, изъявил желание с ним поговорить.
Когда верный друг ее мужа заколебался в нерешительности, Эмма уверила его, что с ней все будет хорошо: она сразу после еды вернется к мужу. Только тогда он с неохотой встал и направился к королю. Нельзя же не откликнуться на приглашение его величества!
Эмма не собиралась нарушать своего обещания, но после того, как леди Магдалина отсела от нее, слуга поставил перед ней какой-то замасленный кусок сыра и ломоть темного хлеба. У Эммы сразу подкатила к горлу тошнота. Скорее всего дурноту следовало приписать тревогам и волнениям последних дней. Подобное случалось с ней не впервые. Обычно треволнения расстраивали ей желудок, а потом приходила головная боль. Вот и сейчас она ощутила, что в висках начало стучать.
— И часто он сердится? — продолжал свой допрос Бертран, ничуть не удивившись ее растерянности.
Он прекрасно понял, что мысли ее где-то далеко. Наблюдая за сменой выражения ее лица, он почувствовал, что в нем пробуждается надежда: она хмурилась, вздыхала, морщилась… Все проявления неприятных эмоций. Да, леди Эмма явно не была счастлива в браке. Он давно это подозревал. Этот Эйнфорд просто шут гороховый, болван с огромными ручищами, лишенный всяких тонких чувств. Неужели возможно предпочесть его Бертрану? Немыслимо! Бертран знал достоверно, что множество женщин находят его привлекательным.
Нет, решил он, леди Эммалена не любит своего мужа. Когда Гита рассказала ему, что Эмма ночами кричит от страсти, он испугался, что ее привязанность к мужу стала слишком сильной. Однако теперь он понял, что Гита скорее всего слышала ее страдальческие рыдания. Нет-нет, это не могли быть стоны любовного наслаждения. Дамы так себя не ведут. Только мужчины, предаваясь радостям плоти, издают победный крик. Ему ли этого не знать! Ведь он переспал с доброй сотней женщин, и ни одна из них не вопила от удовольствия.
Эмма нахмурилась, обдумывая его вопрос, и потерла лоб в тщетной попытке облегчить нарастающую боль.
— Мне надо вернуться к мужу.
— Подождите! — Схватив Эмму за руку, Бертран притянул ее к себе. — До меня дошел слух о несчастье с лордом Эмори. Я желал бы выразить вам сочувствие.
Эмма в ответ лишь сжала губы. Сочувствие? Точнее было бы сказать злорадство.